него новых членов.
В ту ночь в пещере мастера застали нас сражающимися друг с другом, в тот самый момент, когда мы уже практически одержали победу. Правда, верх мы взяли лишь из-за того, что Лейдо не ввязался в бой, а просто решил исчезнуть, что само по себе было довольно странно. Если бы он сражался наравне со своими товарищами, то нам пришлось бы туго и неизвестно чем бы все это закончилось. Хотя и так было понятно, как все закончилось, но вопрос был в том, смогли бы мы продержаться до прихода мастеров. И было ли это лучшим выходом. Может умереть там, в пещеры было бы лучше, чем предстать перед судом магистра. В любом случае все повернулось, таким образом, что нас связанных приволокли в Убежище и посадили в камеры. Мне разбили лицо, перед тем как связать, хотя я особо и не сопротивлялся. Теперь мой левый глаз заплыл, и жесткая корка крови тонкой полосой покрывала висок. Тавиш хоть и был связан, попытался сопротивляться, за что и получил рукоятью кинжала по голове. Нас тащили, словно мешки с песком через пещеры и лес, мне казалось, что каждый камень и корень не раз впились в меня и расцарапали мне все тело и лицо. Позади я слышал, как громко рыдает Танни, пока ее не успокоили тем же способом что и Тавиша. Слышал, как тихонько постанывает и всхлипывает Шейла при каждом ударе о землю. И я ничего не мог с этим поделать. Абсолютно ничего.
Нас развязали и кинули в камеры, со скрежетом захлопнув за нами решетчатую дверь. Тавиш и Карим были вместе со мной. Шейлу и Танни посадили в камеру напротив. Остальных в соседние, расстояние между камерами было довольно большое, но я отчетливо мог слышать их голоса. Тавиш был без сознания. Карим сидел, обхватив руками голову. Я позвал Шейлу, та ответила, назвав мое имя и громко разрыдалась, не сумев вымолвить больше ни слова. Я попытался ее успокоить, но у меня ничего не вышло. В темнице было темно, лишь одинокий тусклый факел в коридоре давал немного красноватого света, придававшего этому месту еще более мрачный вид. Огромная крыса, громко пискнув, пробежала меж прутьев решетки. Я слышал, как ее маленькие коготки скребли о каменный пол. Шейла взвизгнула, и из соседней камеры послышались смешки и просьба к ней заткнуться. На что я ответил, чтобы они сами закрыли свои рты. Началась бессмысленное переругивание, на какое-то время, скрасившее наше пребывание здесь.
Так мы и сидели в ожидание своей участи. Очнувшаяся через какое-то время Танни громко рыдала, и Шейла ее поколотила, чем только вызвала у той еще большую истерику. Она колотила ее и после, еще несколько раз, не сильно, по девичье, а та лишь всхлипывала в ответ, истратив все свои слезы и безнадежно закрывая лицо руками. Пришедший в себя Тавиш, упорно молчал, и ни в какую не желал отвечать ни на один из вопросов Карима. В соседней камере кто-то затянул песню, глупую и бессмысленную. По-моему это был Лиркон. Его поддержало еще несколько голосов. Вновь зарыдала Танни, и Шейла в очередной раз приказала ей заткнуться. Лучше уж сидеть в одиночестве, подумал я. Лейдо в темницы не было, это я понял уже давно. Впрочем, это подтверждали и тихие разговоры его товарищей, недоумевающих, куда же делся их главарь, почему он не принимал участия в драке и куда исчез после. Одни говорили, что он сбежал, другие утверждали, что так он поступить не мог, кто-то предположил, что он мертв, но его просто дружно засмеяли. Я сидел, прислонившись спиной к холодной стене и прислушиваясь к их спору, а мысли беспорядочно метались в моей голове.
Я ненавидел Лейдо, за все его поступки и действия совершенные им. Я злился на Тавиша за то, что он втянул нас во все это. Злился на Шейлу за то, что она не послушала меня и не убежала, и даже на Клода, который не предупредил нас, хотя и понимал, что он не мог этого сделать и хорошо, что он додумался убежать. Я надеялся, что его не накажут.
Я не знаю сколько прошло времени с того момента как мы оказались здесь. Когда они пришли за нами я спал. Меня разбудили звук шаркающих по камню сапог и лязг железных затворов. Нас поочередно связали и, словно рабов, вереницей вывели наружу. Стоявшее высоко в зените солнце ослепило меня, и я так плотно зажмурил глаза, что чуть было не упал, споткнувшись. Нас вывели на площадь и поставили на колени в песок тренировочной площадки. Вокруг нее полукругом стояли двенадцать человек в темных плащах с глубоко надвинутыми капюшонами. Лица их скрывали однообразные деревянные маски, лишь у одного стоящего посредине она отличалась, переливаясь серебристым цветом. За их спинами был сооружен длинный деревянный помост с виселицей и плахой. При виде ее передернуло даже меня, не говоря уже о других. Кто-то стенал, кто всхлипывал и охал, Танни рыдала навзрыд. Рядом с плахой располагалось пара деревянных позорных колодок. За все свое обучение я ни разу не видел казни. Было конечно несколько учеников пытавшихся бежать, и они погибли, одни попав в расставленные вокруг Убежища ловушки, а другие от кинжалов мастеров, но до суда не один из них еще не дожил. Было и такие, которых наказывали за мелкие провинности. Некоторых секли, кто-то проводил пару дней закованным в колодки, а кто-то просто становился Искателем. Но я ни разу не видел, чтобы кого-то судили вот так, прилюдно. Толпа учеников, собравшихся позади нас, тихо перешептывалась. Я обернулся, чтобы отыскать в толпе Клода, либо Лейдо, но тут же получил удар по лицу от одного из стоявших позади мастеров приведших нас сюда. Я отвернулся и уставился на песок. Скоро он станет красным от нашей крови, подумал я. Мастер в серебряной маске поднял правую руку, с открытой ладонью, вверх, призывая всех к молчанию. В наступившей тишине рыдания Танни резали слух.
– Братья и сестры, и те, кто еще только стремится ими стать, – голос говорящего выдавал его возраст, я узнал его, он принадлежал магистру Таеро. – Сегодня мы собрались здесь, чтобы свершить праведный суд над теми, кто попытался запятнать честь нашего ордена. А честь его превыше всего.
– Честь его превыше всего, – дружно поддержали магистра одиннадцать голосов.
– Перед нами двенадцать человек и все они в той или иной мере запятнали честь нашего ордена. И каждый из них понесет заслуженное им наказание. Кровь за кровь, боль за боль, жизнь за смерть, смерть за жизнь.
– Кровь за кровь, боль за боль, жизнь за смерть, смерть за жизнь, – вторили ему стоявшие полукругом одиннадцать мастеров в безликих масках.
– Совет рассмотрел и оценил проступок каждого из стоящих пред нами на коленях. И каждому вынес приговор равный содеянному им. Да воздастся
