В семь часов, оставив Марианну все так же сладко спящей, она спустилась в гостиную к миссис Дженнингс выпить чаю. Страхи не дали ей позавтракать, а чувства прямо противоположные помешали съесть за обедом что-нибудь существенное, и теперь, когда все душевные бури сменились радостным спокойствием, она села за стол с большим удовольствием. После чая миссис Дженнингс посоветовала ей прилечь до приезда матери, а тем временем с Марианной посидит она, но Элинор не испытывала никакого утомления, предполагала, что не сумеет сейчас уснуть хотя бы на миг, и не хотела разлучаться с сестрой ни на одну лишнюю минуту. Поэтому миссис Дженнингс только проводила ее наверх в комнату больной, чтобы собственными глазами убедиться, все ли по-прежнему обстоит благополучно, после чего, оставив Элинор ее заботам и мыслям, удалилась к себе в спальню писать письма, а затем и отойти ко сну.
Вечер был холодный и бурный. Вокруг дома завывал ветер, в окна хлестал дождь, но Элинор, вся во власти счастья, не замечала ничего. Марианну шум бури не тревожил, ну а что до путешественников – за все неудобства, которые они терпят сейчас, их ждет величайшая из наград.
Часы пробили восемь. Раздайся десять ударов, Элинор не усомнилась бы, что слышит стук колес подъезжающего экипажа. И хотя они никак не могли успеть так рано, она вопреки очевидности почти поверила своим ушам, вышла в гардеробную и открыла ставень, чтобы убедиться, не фантазия ли это. И тотчас увидела, что слух ее не обманул: внизу блестели фонари кареты. В их неверном свете она различила, что запряжена карета как будто четверней, и это, хотя и свидетельствовало о том, как была встревожена ее мать, в какой-то мере объясняло столь быстрый их приезд.
Никогда еще Элинор не было так трудно сохранять спокойствие. Какие ее мать сейчас, когда карета остановилась у дверей, должна испытывать сомнения, страхи, а может быть, и отчаяние! Но она одним словом развеет их, снимет невыносимый гнет! Думать так и оставаться спокойной было немыслимо. Она могла лишь поторопиться. Задержавшись, только чтобы позвать к Марианне горничную миссис Дженнингс, Элинор сбежала с лестницы.
Шум в прихожей предупредил ее, что они уже в доме. Она бросилась в гостиную, вошла – и увидела там одного Уиллоби.
Глава 44
Элинор в ужасе замерла и, подчиняясь первому душевному движению, повернулась, чтобы покинуть гостиную; ее пальцы уже коснулись дверной ручки, но он остановил ее, поспешив следом и произнеся голосом не столько молящим, сколько требовательным:
– Мисс Дэшвуд, на полчаса… на десять минут прошу вас остаться.
– Нет, сударь, – твердо ответила она, – я не останусь. Какое дело может быть у вас ко мне? Слуги, полагаю, не сообразили предупредить вас, что мистер Палмер в отъезде.
– Пусть бы они сто раз предупреждали меня, что мистер Палмер и все его присные провалились в тартарары, – вскричал он яростно, – это не помешало бы мне войти! Мое дело к вам, и только к вам.
– Ко мне? – в величайшем изумлении воскликнула Элинор. – Если так, будьте кратки и, если можете, сдержитесь хоть немного.
– Сядьте, и я обещаю вам и то, и другое.
Она помедлила, не зная, как поступить. Что, если сейчас подъедет долгожданный экипаж и полковник Брэндон застанет здесь Уиллоби? Однако она обещала выслушать его, к чему ее побуждало не только данное слово, но и любопытство. И после недолгого колебания она сказала себе, что благоразумие требует поспешить, а ее согласие приблизит конец этого нежданного свидания, и, молча направившись к столику, села возле него.
Уиллоби придвинул себе стул напротив, и почти полминуты он и она хранили молчание.
– Прошу вас, поторопитесь, сударь, – наконец нетерпеливо сказала Элинор. – У меня нет лишнего времени.
Он продолжал сидеть в позе глубокой задумчивости, как будто не услышав ее слов.
– Ваша сестра, – вдруг воскликнул он, – вне опасности! Так мне сказал лакей. Благодарение Богу! Но правда ли это?
Элинор не ответила, и он повторил свой вопрос с еще большей настойчивостью:
– Богом вас заклинаю, скажите мне: она вне опасности или же нет?
– Надеемся, что да.
Он вскочил и прошелся по комнате.
– Знай я это полчаса назад… Но раз уж я здесь, – с вымученной живостью добавил он, вновь опускаясь на стул, – то какая разница? Так порадуемся же вместе, мисс Дэшвуд, полагаю, в последний раз, но меня, право, все располагает к веселости. Скажите мне откровенно, – по его щекам разлился багровый румянец, – кем вы меня считаете более: негодяем или глупцом?
Элинор взглянула на него с еще большим изумлением. Ей оставалось только предположить, что он пьян: лишь так можно было объяснить и столь странный визит, и подобные манеры, и она тотчас встала со словами:
– Мистер Уиллоби, советую вам пока вернуться в Комбе, у меня нет более времени оставаться с вами. Какое бы дело ни привело вас ко мне, завтра вам будет легче обдумать его и объяснить.
– О, я понимаю ваш намек, – ответил он с выразительной улыбкой. – Да, я пьян, очень пьян: пинта портера с холодной говядиной в Мальборо совсем свалила меня с ног.
– В Мальборо! – воскликнула Элинор, все менее и менее что-нибудь понимая.
