спину больше всех.
Вот уникальное свидетельство того, как в середине 1952-го Сталин реагировал на дело врачей. Начальник личной охраны Сталина Николай Петрович Новик:
— Я наблюдал и не мог не видеть, как Сталин реагировал на это. Он, конечно, переживал, видимо, верил в те показания, которые каждый день в закрытых конвертах посылались ему для ознакомления.
Это чтение не прошло для Сталина бесследно. Как-то он заболел гриппом. Срочно вызвали двух проверенных, известных врачей. Они выписали необходимые лекарства, прописали режим, уход, приставили медсестру. Однако после их отъезда…
— Сталин вызвал одного из работников охраны, просто по имени назвал его. Сказал дежурному, чтобы он послал такого-то, кому будут личные поручения, которые не касаются никого другого. Только меня и его. Он пришел, и он ему надиктовал те же лекарства, сказал, чтобы он сел сейчас на машину и поехал, если я не ошибаюсь, в деревню Грязи, там есть хорошая аптека, сельская, это лекарство там ищи, скажи, что это для твоей бабушки.
Это рассказал нам все тот же генерал Новик.
Куда и зачем он ездил, офицер рассказал своему руководству много позже. А в тот день начальство терялось в догадках, не понимая, что происходит. Вы спросите, куда делись лекарства, привезенные из кремлевской больницы? Сталин выбросил в унитаз.
Итак, докладная Рюмина попала в точку. Абакумов был арестован 12 июля 1951 года и помещен в партийную тюрьму, ныне хорошо известную как «Матросская тишина». На его место Сталин назначил Игнатьева, партийного работника из Белоруссии, главная характеристика которого была — «никакой». Впрочем, на том этапе это устроило всех.
С августа пятьдесят первого до февраля пятьдесят второго года Сталин не принял в своем кремлевском кабинете ни одного посетителя.
Ни одного.
Полгода вождь в Кремле не появлялся. Причиной всему — пошатнувшееся здоровье. Для окружения это был еще один сигнал. Но и Хозяин в окопах отсиживаться не собирался. В сентябре 1951-го на сталинской даче в Цхалтубо у Хозяина состоялся доверительный разговор с министром госбезопасности Грузии Рухадзе. Сталин явно начал разыгрывать какую-то новую, известную в деталях только ему партию. Для начала он нелицеприятно отозвался о Берии. Затем отметил, что в последнее время Берия, чуть что, подсовывает ему мингрельцев, и, наконец, пожурил Рухадзе за то, что министр плохо проявляет инициативу.
Намек Хозяина Рухадзе понял: главная цель — Берия.
Однако намек намеком, но надо было еще понять, как действовать. В течение двух недель Рухадзе никаких шагов не предпринимал. Страх и колебания заставили его поделиться информацией со своим замом. В ту же ночь заместитель настрочил донос министру госбезопасности Игнатьеву, и очень скоро бумага легла на стол Сталина. Что сделал Сталин? Приказал в присутствии Рухадзе этот рапорт сжечь. Наконец тот понял, что получил карт-бланш. Так началось «мингрельское дело», в ходе расследования которого Сталин произнес: «Ищите большого мингрела». Этим мингрелом был Лаврентий Павлович Берия.
Удар Хозяин рассчитал точно. Уже после смерти Сталина Берия, пока еще был в силе, попытался срочно закрыть «мингрельское дело».
В секретной записке в президиум ЦК от 6 апреля 1953 года он с плохо скрываемой яростью обвиняет Рюмина, Игнатьева и — внимание! — самого Сталина в жестокости и необоснованности «мингрельского дела». Но это было потом, а тогда, осенью пятьдесят первого года, Берия не мог не испугаться за свое будущее. Как, впрочем, и другие члены Политбюро.
Помните? «Вы все состарились, я вас заменю», — бросил в лицо своим соратникам вождь во время ночного обеда.
После этого ставки стали больше, чем жизнь.
Мы уже говорили о том, что распорядок жизни страны все больше зависел от распорядка жизни на сталинской даче. Семидесятитрехлетний, часто болеющий Сталин все реже выбирался за территорию, огороженную высоким, глухим забором. Ездить по стране не позволяло здоровье, съезды и пленумы не проводились давно, а ближний круг можно вызвать и сюда, в Кунцево.
Боявшийся отравления, не доверяющий «врачам-убийцам», Сталин опасался и поездок за территорию дачи. Там в него могли стрелять. Пули Сталин тоже боялся и принимал все меры, чтобы с ней не встретиться. С тридцатых годов Генералиссимус ездил только в бронированных машинах. Это были «ЗИС-110», потом «ЗИС-115». Толщина двойных стенок достигала 30–40 мм, пуленепробиваемых стекол — 80 мм. Двойное дно, двойная крыша, усиленная задняя стенка. Он даже сам обдумывал маршруты поездок.
Николай Петрович Новик прекрасно запомнил такой эпизод:
— Случай был в феврале, когда вместо поворота налево, значит, он приказал повернуть направо, через Воробьевы горы.
В тот день снег был рыхлым, дорога, по которой приказал ехать Сталин, давно не чистилась, поскольку ею зимой не пользовались, и, конечно же, тяжелая машина забуксовала.
— И он с большой… с большим неудовольствием, я бы сказал, резко сказал: «Что вы все меня под пули возите! У вас только один путь, вы даже не подумаете найти какой-то другой путь».