Чисто партийное убийство

Иногда доходило до курьезов. В присутствии Серго Орджоникидзе Молотов резко отозвался о книге одного из главных сталинских оппонентов в борьбе за власть председателя Ленсовета Григория Зиновьева.

— Он не ленинец! — выругался Молотов.

— Как не ленинец? — вскипел кавказец Орджоникидзе и набросился на Молотова.

Разнимал их Киров, а мирить взялся Бухарин. Но Орджоникидзе все равно пошел жаловаться Сталину.

— Молотов прав, — отрезал Сталин и закончил спор.

В то время Сталин уже активно отсекал тех, кто в будущем, по его мнению, сможет составить ему конкуренцию в борьбе за власть. Главного своего противника — Троцкого — Сталин обыграл уже к 1929 году. Не расстрелял — сил еще не было, — а выслал из страны.

Уезжать Троцкий не хотел.

Молотов любил вспоминать, как двое, в том числе и начальник его охраны Погудин, выносили Троцкого с третьего этажа из квартиры на руках. Троцкий упирался всем, чем мог.

— Крепкий был «петух», — ворчал спустя много лет Молотов.

Первая квартира Жемчужиной и Молотова была небольшой, но зато находилась в Кремле. Тогда все так жили.

Рассказывает Вячеслав Никонов (речь героев наших фильмов мы оставляем такой, какой ее зафиксировала пленка): «Это была двухкомнатная квартира или двух с половиной скорей комнатная квартира. То есть там в прихожей стояли стеллажи книжные застекленные. Они, кстати, у меня сохранились, очень симпатично выглядели. Затем в правую сторону была столовая, с такими с полукруглыми окнами. Очень толстые стены. Затем была спальня в одну сторону и в другую небольшой кабинет деда. Вот, собственно, была квартира, в которой они в Кремле и прожили».

На работу, сначала на Воздвиженку, а затем на Старую площадь и в первый корпус Кремля, ходили пешком. Однажды, когда Молотов и Сталин без охраны — тогда так было принято — вдоль Манежа в метель шли на работу, к ним прицепился нищий. Узнать Сталина в валенках, шубе и ушанке было тяжело.

— Подайте, господа хорошие! — упорно канючил нищий.

Наконец Сталин не выдержал и достал десятку. Обалдевший нищий долго смотрел вслед, а затем произнес:

— У, буржуи проклятые!

Сталин потом со смехом ворчал:

— Вот и пойми наш народ: мало дашь — плохо, много — тоже плохо!

В 1930 году сорокалетнего Вячеслава Молотова Сталин назначает председателем Совета народных комиссаров Советского Союза и председателем Совета труда и обороны. Вплоть до 1949 года эта связка Сталин — Молотов будет для всего мира олицетворять высшую Советскую власть. Начались великие и ужасные предвоенные тридцатые годы. Немного расслабившуюся во времена нэпа страну вновь поставили на дыбы. Коллективизация, индустриализация проводились невиданными в мире темпами. Не считались ни с чем: ни с вековыми традициями страны, ни с психологией людей, ее населявших, ни с жертвами, сопровождавшими великий скачок. Оправданием этой политики было одно: рано или поздно враждебный Запад попытается военными методами покончить с молодой советской республикой. А значит, надо было готовиться к войне. А тех, кто с этим был не согласен, по законам революции надо уничтожать.

Чтобы не путались под ногами.

Это и вправду были великие и ужасные годы. С одной стороны, удивительная устремленность людей в будущее, с другой — двадцать миллионов репрессированных и выселенных крестьян; с одной стороны, появление на глазах у изумленного мира великой индустриальной и научной державы, с другой — голод на Украине, миллионы арестованных часто за минутные опоздания на работу и сотни тысяч расстрелянных. С одной стороны, полеты Чкалова, Левандовского, появление великолепной плеяды конструкторов, фильмы с участием Любови Орловой, грандиозное городское строительство, с другой — тотальное избиение высшего командного состава Красной армии.

И это накануне войны!

Все эти годы председателем Совета Народных Комиссаров, то есть главой правительства, был Вячеслав Михайлович Молотов.

Можно сказать, что в тридцатые годы он был даже более публичной фигурой, чем Сталин. И до конца дней, признавая некоторые перегибы, Молотов был уверен в том, что они со Сталиным были тогда правы.

Вячеслав Никонов: «В его объяснении логика репрессий заключалась в том, что, ну понимаете, над ними витал вот этот ужас Гражданской войны. Это когда страна идет стенка на стенку в условиях иностранной интервенции».

Итак, небольшая группа людей, стоявшая тогда во главе огромной страны, боялась внутреннего потенциального предательства, которое могло возникнуть после начала войны, и с невероятным рвением эта группа людей начала потенциальных предателей устранять. В соответствии со своей революционной логикой Сталин не простил почти никого и ничего. Под нож пошли все, кто был замечен хоть в какой-то оппозиции: троцкистской, правой, левой, любой другой. Не щадил он в первую очередь своих старых соратников по революции.

Правда, был здесь один нюанс.