Вижу, как журналисты кремлевского пула (и не только они!) испытывают что–то вроде оргазма от прикосновения к своему плечу липких рук титулованных чиновников. Зрелище такое, будто таракан ползет по твоей тарелке с борщом.
Журналистов раззадоривала вспыльчивость Хасбулатова — его шпыняли со всех сторон, теряя иногда чувство меры. Отношения между ним и пишущей братией накалялись. Руслан Имранович тормошил меня и требовал повлиять на журналистов. Еще были надежды хотя бы притушить накал противостояния и затем попытаться провести–таки через Верховный Совет закон о Национальном фонде и другие акты для становления четвертой власти.
С Вячеславом Брагиным мы, как миротворцы, устроили дружескую встречу спикера с главными редакторами газет. Дружбы не получилось: редакторы–зубры не хотели слышать о компромиссах даже из тактических соображений. Они полагали, что свобода слова дана им на веки вечные демократической сутью нового государства, и не надо сохранять да и отстаивать это право гарантирующими законами, иногда обнимаясь с теми, с кем не хотелось, и маневрируя.
Я внес в Верховный Совет проект закона об ответственности за диффамацию. Чуть–чуть успокоенный Хасбулатов сказал с трибуны: «Оружие свободы пресса пустила в ход против парламента, который их благословил на свободу… Сегодня надо бы принять тот закон, который предложил министр печати Полторанин. Необходима взаимная ответственность». Но в суматохе закон провалили. Причем заблокировали его сторонники гайдаровской команды. Не поняли? А может быть, хотели более радикальных мер!
И действительно, на обсуждение Верховного Совета депутаты представили Постановление о создании в телерадиокомпаниях наблюдательных советов из чиновников с неисчерпаемыми кадровыми полномочиями («Всех несогласных уволить, все острые передачи закрыть!») и поправку в Уголовный кодекс России о применении уголовного наказания за критику высших должностных лиц.
Тут уж журналисты поднялись из окопов все как один. Вокруг постановления и поправки депутаты подискутировали на сессии, но утверждать их не стали.
Ситуация высвечивалась более–менее четко: редакторы, надеясь на поддержку влиятельного тогда Министерства печати, блефовали, а парламент пытался брать их на испуг. Супервлиятельность нашего министерства — не моя выдумка. Это депутаты Верховного Совета требовали от президента приравнять его за политический вес к силовым ведомствам, чтобы нельзя было назначить министра без согласия ВС.
Чувствительней других кусала ключевых членов парламента газета «Известия». Коллектив там подобрался способный, не юлил, а открыто поддерживал либералов. Это было право независимого издания («вольную» «Известия» получили после инсценировки с ГКЧП): можно уважать или презирать журналистов за такую позицию, но никто не смел мешать им высказывать свои убеждения. Газета регулярно показывала темные пятна на белых одеждах парламента, и делала это квалифицированно. Чем умножала злость депутатов.
Однажды поздним вечером я ехал из Кремля домой, и мне в машину позвонил Хасбулатов. После недолгих прелюдий он сказал:
— Президиум Верховного Совета просит вас закрыть газету «Известия». — Как закрыть? На каком основании? — опешил я. — Закона они не нарушили ни разу. — Нарушили — не нарушили, какая разница, — начал заводиться Руслан Имранович,. — у них юристы сверяют каждую запятую, а вы найдите повод — вы же министр печати. Группа дельцов прикарманила массовое издание и третирует неугодный ей Верховный Совет. Чей заказ они там выполняют, не знаю. Я сказал, что идея Президиума Верховного Совета очень плохая — это рудимент сусловщины. Одной рукой парламент давал свободе слова дорогу, а другой — хотел затыкать критике рот. «Ты берешься за молнию вместо ответа — значит ты, Зевс, не прав!» У Верховного Совета свое издание — «Российская газета», своя телекомпания — ВГТРК, где председатель Олег Попцов дружен с Хасбулатовым, сеть своих средств массовой информации в регионах… Сколько возможностей размазать «Известия», если они не правы, но размазывать надо в дискуссиях, а не запретительным катком.
Мы разговаривали долго, Руслан Имранович трамбовал меня безуспешно, а в конце сказал:
— Вы так рьяно защищаете «Известия», но попомните меня: они и вас продадут за копейку. (И в этом оказался прав Хасбулатов. В 95–м, когда олигархи с подачи Кремля рассовывали по карманам прессу России, я был председателем Комитета Госдумы РФ по информационной политике. И пытаясь спасти остатки независимости журналистов, пробивал закон о государственной поддержке СМИ. Помимо налоговых и других льгот для вольных редакций включил в закон раздел о создании того самого Национального фонда — разозленный хасбулатовский Верховный Совет больше не захотел помогать прессе.
Закон позволял редакциям вести независимую экономическую политику, а не сдаваться в рабство денежным мешкам. И против него, сомкнувшись, активно выступали нувориши и Кремль. Под их дуду запела подкупленная братия ряда изданий. Журналисты «Известий», уже продавшие к тому времени
