полумиллиона рублей – деньги колоссальные для того времени. Величина убытков оказалась столь внушительной, что Министерство государственных имуществ направило для расследования причин пожара высокопоставленного чиновника. Следствие установило, что первичное возгорание произошло из-за избыточной топки печей, а распространилось пламя по трубам, которыми теплый воздух распространялся по музейным залам. По непостижимой глупости строителей эти трубы были сделаны из дерева!
Обгоревшее здание восстановили по проекту другого петербургского архитектора – И. С. Китнера, который постарался учесть все ошибки своих предшественников. Однако экспонаты музея были безвозвратно утрачены, и музей на свое прежнее место уже не вернулся.
Храм и трамвай
В усадебный комплекс входила еще одна замечательная постройка, хотя и появившаяся задолго до его формирования. У северного торца господского дома, сильно выдаваясь на проезжую часть современной Тимирязевской улицы, стояла очень эффектная церковь Петра и Павла. Возможно, именно по ней и получила свое название усадьба Петровское. Выстроенное в 1691 году здание в стиле нарышкинского барокко представляло собой двухсветный четверик, несущий высокий и стройный восьмерик, увенчанный также восьмигранным барабаном с маленькой главкой наверху. Объемы были украшены богатыми белокаменными наличниками, гребнями карниза, колонками порталов. По общей композиции Петропавловской церкви был близок выстроенный несколькими годами позже Троицкий храм на Хохловке (Хохловской переулок, № 12), менее удачный в пропорциях и грубоватый в деталях.
Как и большинство московских культовых сооружений, храм в Петровско-Разумовском на протяжении своего существования претерпевал многочисленные изменения. В 1804 году к первоначальной небольшой трапезной пристроили обширный северный придел в стиле господствовавшего тогда классицизма. Спустя полвека спохватились, что пристройка не гармонирует с основным объемом, и произвели срочные исправления – навесили на окна придела наличники, почти точно повторявшие аналогичные детали самого храма. Видимо, в то же время появилось и странноватое крыльцо перед трапезной, выполненное в диковатом «русском», вернее, псевдорусском, тоновском стиле. Затем ликвидировали обветшавшее открытое, окружавшее храм гульбище. Вместо него в 1862 году выстроили новое, близкое по формам к прежнему.
Но, несмотря на все эти перипетии, церковь оставалась великолепным образцом московского зодчества конца XVII века, одним из лучших творений стиля нарышкинского барокко. Очень жаль, что она не дожила до наших дней. Ее утрата относится к числу наиболее важных уронов, нанесенных исторической застройке города в ходе реконструкции Москвы 30-х годов.
Правда, в градостроительном плане основания для сноса были достаточно вескими. Сооружая усадьбу, ее владельцы конечно же и представить себе не могли, что спустя пару столетий она окажется в черте огромного, многолюдного и находящегося в постоянном развитии города. А посему размещали постройки лишь в соответствии со своими потребностями, «без учета перспективы», как сказали бы сейчас. Отсутствие учета выразилось прежде всего в планировке парадного двора. Если с юга, со стороны Москвы, имелся относительно просторный въезд между главным зданием и торцом южного флигеля, то с противоположной, северной стороны аналогичный проезд почти полностью перекрывался основным объемом и апсидами церкви. Такая композиция была очень выигрышной для восприятия подъезжающими со стороны Москвы – прямо по курсу поднималась высокая и нарядная башня храма, как бы преграждающая дальнейший путь.
Если бы в свое время «архитект Кокорев» или другой неведомый проектировщик усадьбы Разумовских сдвинул бы ядро формируемого ансамбля на десяток метров к востоку, церковь «спряталась» бы за торец главного дома. Это было бы не так эффектно, зато в этом случае храм, скорее всего, не пал бы жертвой реконструктивных мероприятий. Но это рассуждение, конечно, относится к области беспочвенных фантазий.
Первый тревожный звонок для храма прозвучал в 1923 году. Предшествующим летом ходивший до Петровско-Разумовского паровичок был заменен электрическим трамваем. Тупик, ранее располагавшийся перед конным двором, сменился разворотным кругом, уложенным прямо на площади перед главным зданием академии. А затем настала пора для дальнейшего развития трамвайной сети. На существующей линии укладывался второй путь, и вставал вопрос о ее продлении в Михалкове Каким-то чудом строителям удалось протиснуть пути новой, Октябрьской линии трамвая в узкий промежуток, остававшийся между церковью и северным флигелем. Для этого рельсы пришлось изогнуть крутым зигзагом, огибающим церковные апсиды.
В 1927 году церковь закрыли, и правильно – высшее естественно-научное образование плохо сочетается со слепой верой, и храмы при вузах – вещи совершенно бессмысленные. Само здание уцелело, но не надолго. Москва развивалась, некогда глухие Михалкове и Коптево превращались в оживленные городские местности, а прямой доступ к ним преграждали пути железной дороги и лесопарк Тимирязевской академии. Основной транспортный путь в эти районы пролег по Новому шоссе (нынешняя Тимирязевская улица). Недействующая церковь стала препятствием, фактически преграждающим путь по шоссе, и ее судьба была решена. Прекрасный памятник русского зодчества пал жертвой развития транспортной сети Москвы. После его сноса ликвидировали и зигзаг трамвайных путей, ныне проходящих через место апсид бывшего храма.
Относительно времени, когда произошли эти события, существуют любопытные расхождения. Например, в одной и той же книге (правда, на разных страницах) приводятся две противоречащие друг другу даты – 1934 и 1938 годы[138]. В плаксивой литературе о «московских утратах», «потерянной Москве» можно встретить и еще одну дату – 1930 год. Ознакомившемуся со всем этим душеспасительным чтивом читателю любезно предоставляется право самому выбрать понравившийся ему год сноса Петропавловской церкви.
