Штаты, и я убедился, как ценит Помпиду американцев. И если, став главой государства, он продолжал проводить политику дистанцирования и сдерживания в отношении США, завещанную его предшественником, то делал он это вовсе не по причине личной враждебности, а исходя из политических убеждений: международная роль Франции предполагала курс, направленный на преодоление лидерства Америки и отказ от блоковой политики. Таким образом, в течение своей политической карьеры Помпиду был вынужден вести все более и более проанглийскую политику – и вспомним, что при содействии Франции Англия вошла в общий рынок…
Однажды, также в мае того года, Помпиду пришел ко мне, чтобы подтвердить – генерал де Голль возвращается к власти, о чем говорили все. Он заявил мне, что принял предложение генерала возглавить его кабинет.
За завтраком, проходившим тет-а-тет, он сказал, что ни в коем случае не собирается делать политическую карьеру, а лишь намерен участвовать в подготовке новой конституции. После этого он хотел вернуться в частный бизнес.
Тогда я ответил ему:
– Если вы и захотите вернуться – видит Бог, как хочу этого я, – генерал не оставит вам такой возможности.
Он возразил мне немедленно:
– Видите ли, я ни в чем не считаю себя равным генералу де Голлю, за исключением одного… Я так же упрям, как и он!
Я тогда подумал, что он все-таки вернется, и мне не стоит искать ему замену, пока длится этот перерыв в его карьере.
Через несколько месяцев он действительно вернулся. У власти встало новое правительство, возникла новая республика, президентом которой стал де Голль, и Жорж счел свою политическую роль завершенной окончательно…
С тех пор Помпиду старался, по мере возможностей, держаться в стороне от политических игр, а еще менее хотелось ему выдвигаться на авансцену большой политики. Он предпочитал более скромную роль – «советник принца». Я знал, что иногда он встречается с членами правительства. По разговорам с ним я без труда представлял, как он, в качестве «мудрого старца», раздает советы, иронизируя над слабостями одного или над праведным гневом другого. Похоже, что он приносил трубку мира в круг шаманов, объединившихся вокруг великого вождя, выступая в роли судьи, единодушно призванного на суд из уважения к его способности судить здраво. По крайней мере раз в неделю, обычно по вечерам, он встречался с генералом де Голлем и, как он мне иногда признавался, пытался смягчить раздражение генерала, направленное против того или другого человека.
Но все же с 1958 по 1962 год Помпиду отдавал всю свою энергию банку, не выказывая ни малейшего неудовольствия, не демонстрируя никаких комплексов по поводу того, что он спустился с высот международной политики к конкретным делам, совершенно естественно приноравливаясь к обычной, несложной работе на «маленьком предприятии». Я счел своевременным уйти в отставку с поста президента компании «Сосьете д’Инвестиссман дю Нор», уступив эту должность ему.
Однако я опасался, что «муравьиная» деятельность Помпиду в окружении генерала, какой бы скромной она ни была, когда-нибудь вознесет Жоржа на большую высоту. Говоря точнее, я был убежден, что скоро он потребуется де Голлю, хотя сам Помпиду такого намерения не высказывал и как-то заметил мне: «Я всегда найду возможность уклониться». Впрочем, именно генерал обычно звонил в банк и спрашивал Помпиду…
Однажды вечером, после беседы в кругу близких друзей, де Голль загнал Помпиду в угол, не оставив ему возможностей для отказа.
Было что-то вызывающее в выдвижении на первый план человека, который никогда не участвовал в большой политике, не был ни депутатом, ни министром, но де Голлю это было свойственно. Роль тайного переговорщика, которая выпала Жоржу при подготовке Эвианских соглашений, утвердила меня в моих предчувствиях. Столь важное дело, ставившее под угрозу единство нации, было вверено неопытным рукам человека, который никогда не занимался дипломатией, – это доказывало, что генерал полностью доверял Жоржу или же не доверял профессионалам, слишком привыкшим перекраивать карту мира и утратившим чувство реальности.
Помпиду совершил мгновенный бросок с улицы Лаффит во дворец Матиньон, и легко себе представить удивление журналистов и нелицеприятные или насмешливые комментарии СМИ по этому поводу. Шутки так и сыпались; иногда среди них попадались остроумные: запомнилась газета «Канар аншене», которая по обе стороны от своего названия поместила одинаковые буквы RF, а под ними их расшифровку: слева – «Republique Franchise» (фр. «Французская Республика»), справа – «Rothschild Freres» (фр. «Братья Ротшильды»). Конечно, за этой шуткой понимающий читатель должен был угадать грядущий приход холодного и бессердечного финансового монстра, который захватывал бразды правления государственной колесницы.
Через несколько дней Эксбери завоевал приз Дарю в Лоншане. Один мой приятель передал мне слова какого-то завсегдатая скачек: «Ах, этот Ротшильд! Первый в Лоншане! Первый в Матиньоне!».
Газеты также радостно набросились на эту тему. «Канар аншене», например, писала: «Помпиду из конюшни Ротшильдов выигрывает Гран-при Матиньона».
Почему же Помпиду все-таки согласился занять пост премьер-министра?
Одна фраза в его письме резюмирует и подтверждает то, о чем он часто говорил: «Когда я сделаю свое дело, я уйду…». Он бесконечно восхищался де Голлем и не мог отказаться от возложенной на него миссии. Но он считал, что это продлится недолго. Ему надо лишь отладить ход машины…
Но, спросит читатель, зачем же оставаться премьером шесть лет и зачем потом становиться президентом республики? Это не имело ничего общего со «вкусом к власти», как могут подумать многие, ничего подобного. Жорж был по натуре боец. Как любой человек, ввязавшийся в борьбу, ставка в которой –
