с таким наслаждением посасывал.
– Слушаю, господин старпом! – выпалил он, откозыряв по-военному.
– Что скажешь, боцман? – осведомился мистер Говард, внимательно поглядев на него.
– Скажу, господин помощник капитана, что у нас двадцать четыре превосходных орудия и четыре абордажные пушки, – отвечал бретонец.
– А если это линейные корабли?
– Что ж, тогда дело нешуточное, мистер Говард. Но у нас на борту полторы сотни сорвиголов под командой доблестного сэра Уильяма.
– А про джонку ты, часом, не забыл?
– Ну да… С ней мы, пожалуй, хлебнем лиха, – почесал в затылке Каменная Башка. – Если бы только мы могли использовать орудия с джонки… Но порох необходим нашим друзьям для осады Бостона.
– Ну так будем же беречь наш порох, благо его еще два десятка бочонков. – Пороховой склад на борту во время боя? С ним беды не миновать.
– Знаю… Позови капитана.
– Хм… Он в дурном расположении духа. Сам не свой с тех пор, как повстречал капитана джонки на Бермудах.
– Молчи! Много ты знаешь о том, что на уме у сэра Уильяма.
– Да уж где мне… Велика тайна… Наверняка все из-за какой-нибудь вертихвостки, чтоб их черти унесли!
И тут уже в третий раз с грот-мачты донесся крик марсового:
– Они нас нагоняют!
Каменная Башка заворочал толстенной шеей, озираясь по сторонам.
– Нагоняют… – пробормотал он. – Э-хе-хе… Не лучшее теперь время для абордажа. Кто знает, что еще удумает наш баронет, не успеет солнце выйти из-за туч.
– Довольно, Каменная Башка! – осадил его помощник капитана. – Чешешь языком не хуже кумушек из Иль-де-Ба.
– Где ты, городок мой родной… – шумно вздохнул бретонец с сокрушенной улыбкой, затем, тяжело ступая, спустился по трапу и, спрятав трубку в треуголку, направился к капитанской каюте. – Тысяча чертей! – пробормотал он себе под нос. – Как пить дать, капитан снова встал не с той ноги. С тех самых пор, как мы оставили Бермуды, он будто околдованный. Здесь уж точно не обошлось без какой-нибудь жеманницы. Мэри! Сколько раз я слыхал, как он бормочет это имя. Мэри! Что еще за треклятая ведьма? Я-то в свои двадцать годков, вместо того чтобы волочиться за юбками, ушел в море и, слава богу, доволен. Ветер, солнце и синь без конца и края… Это вам будет получше всех синих глаз девчонок из наших краев. Эх! Уж эти мне молодые!
Продолжая ворчать и разводить руками, Каменная Башка спустился по лестнице и замер на пороге, запустив пятерню в седеющую гриву.
– Клянусь Иль-де-Ба, – проворчал он себе под нос, – капитан снова не в духе.
Возвещая о своем приближении слоновьим топотом, боцман прошел по коридору и толкнул плечом дверь.
Взгляду его открылся изящный салон. В высоком серебряном канделябре горели свечи. Голубые шелковые гардины на иллюминаторах были отделаны брюссельским кружевом. Между двумя оттоманками, обтянутыми красным и желтым шелком, за письменным столом черного дерева сидел высокий молодой человек лет двадцати семи. Он был хорош собой, хотя и несколько бледен, с синими глазами и светло-рыжей бородкой. Того же оттенка волнистые волосы свободно падали на плечи за отсутствием обычного, завитого и напудренного, белого парика.
Молодой человек был изрядно пьян. На столе перед ним стояли бутылка и бокал с вином, искрившимся в пламени свечей. Казалось, хозяин каюты погружен в сладкие грезы. Увидев на пороге боцмана, он слегка вздрогнул.
– Каменная Башка… – недовольно поморщился капитан. – Чего тебе? Дурная голова ногам покоя не дает? Разве мистер Говард не на мостике?
Тряхнув этой самой головой и бросив на молодого человека сочувственный взгляд, боцман ответил:
– Он-то меня к вам и послал, сэр Уильям.
– Что такое? Бунт на борту?
– О нет, сэр.
– Так что же?
– Похоже, нас ожидает порядочная заварушка.
– На моем корабле?
– Нас преследуют две посудины.
– Всего две?
– Да, но мы ведь еще не знаем, фрегаты это или линейные корабли, капитан. В этаком тумане сразу и не разберешь.
Баронет медленно поднял бокал и всмотрелся в него, словно пытаясь разглядеть на дне свою судьбу.
– Ты уверен, что их только два?
– Сами знаете, у Малыша Флокко глаз зоркий.