Из темноты выступил Данмор-холл. Окруженный высокими стенами двор освещали факелы, воткнутые по обеим сторонам больших ворот. Гарольд Данмор выложил целое состояние на постройку этого поместья. Он мечтал, чтобы здесь выросло несколько поколений Данморов – династия, которую он основал. Ради этой мечты Гарольд даже убил своего сына Роберта, когда решил, что должен отвоевать у него Элизабет. При одной лишь мысли о безумствах свекра женщину бросало в дрожь.
Сид, один из подчиненных Дункана, охранял вход. Он открыл ворота и впустил Элизабет и Деирдре.
– Миледи. – Сид приложил трехпалую левую руку к шапке; на лице, изуродованном шрамами, появилась беззубая улыбка.
Пальцы и передние зубы Сид потерял во время весьма неприятной встречи с испанцами. Много лет назад те поймали и пытали его. Испанцы, в отличие от Дункана, не гнушались ничем, лишь бы раздобыть золото и серебро. Надеяться на пощаду могли только пленники из знатных родов. Всех остальных мучили, пока те не выдавали своих тайников.
– У Сида ничего не было, но испанцы ему не поверили, – рассказывал Дункан. – Сначала они выбили ему зубы. А потом принялись отрезать пальцы.
– И что заставило их ограничиться двумя пальцами? – изумленно спросила Элизабет.
– Я, – жестко ответил Дункан. – Мы случайно оказались там же, где и испанцы, их корабль предстал прямо перед нашими пушками. Один бортовой залп – и им пришлось сдаться.
После того как Дункан взял галеон на абордаж и освободил пленников, Сид здоровой рукой проделал с испанским капитаном и его палачом то же, что те сделали с ним самим. Элизабет невольно вспоминала об этом при каждой встрече с Сидом. Он выглядел таким безобидным и деликатным, но у мужчин, которые выходили в море, грань между доброжелательностью и безжалостностью была очень тонкой. И Дункан не был исключением. Он мог быть любящим отцом и нежным любовником, но перед лицом опасности способен был убить не моргнув глазом. В прошлом году во время бунта он на глазах у Элизабет за минуту отправил на тот свет троих, чтобы спасти ее жизнь. Так бы поступил и Сид, если бы потребовалось.
– Хозяин Хайнес беспокоится, – произнес Сид. В его голосе слышался упрек. – Мы уже собирались отправляться на поиски. Ваш супруг решил только прихватить свежего пороху…
В это время из дома вышел Дункан. В мерцающем свете факелов, которые горели по обе стороны крыльца, он напоминал воина, приготовившегося к атаке. На груди у Дункана перекрещивались ремни с патронами, на поясе висели пистолет, кинжал и секира.
Увидев Элизабет, Дункан облегченно вздохнул, но это мимолетное проявление чувств тут же сменилось непроницаемой маской.
– Ты ныряла, – произнес он, глядя на мокрое полотенце у нее на голове.
Женщине трудно было это отрицать: факты свидетельствовали сами за себя.
– Это было в последний раз, – ответила Элизабет, стараясь говорить миролюбиво. – Кто знает, появится ли у меня еще когда-нибудь такая возможность.
– Заходи, нам нужно поговорить, – резко потребовал Дункан, развернулся и исчез в доме.
Элизабет передала поводья Жемчужины Педди – старому конюху. Он отвел кобылу и мерина на конюшню. Деирдре пошла в свою комнату, а Элизабет с тревожным чувством направилась к патио, где ее ждал Дункан.
Он пристально посмотрел на жену, когда та вошла. Их уединение подтвердило опасения Элизабет. Муж взглянул ей в глаза.
– Я была очень осторожна и плавала совсем недалеко от берега. И Деирдре ни на секунду не сводила с меня глаз. Я недолго оставалась под водой. И к тому же у меня отличное самочувствие. Я совершенно здорова. И ничуть не навредила ребенку. До родов еще целых шесть недель.
Элизабет пыталась оправдаться, и в какой-то момент ей захотелось, чтобы эта проблема – ныряние – оказалась единственной, из-за которой им стоило волноваться. Дункан подошел и протянул к ней руку. Женщина замерла, и муж погладил ее по щеке. Ее кожа была такой нежной, что иногда он боялся к ней прикасаться. Дункан осторожно снял полотенце с головы Элизабет, и мокрые локоны рассыпались у нее по плечам. В свете свечи они отливали темным золотом. Дункан намотал один из них на палец.
– Я не стану устраивать тебе головомойку, – ответил он.
– Вот как? – Элизабет удивленно и немного недоверчиво взглянула на мужа. – Правда, не станешь?
– Правда. – Он немного потянул за локон и отпустил. – Я знаю, что ты хорошо ныряешь и при этом делаешь только то, в чем уверена. Не могу сказать, что мне это нравится, я бы желал, чтобы ты оставила это занятие. По крайней мере, до тех пор, пока не родишь ребенка. Он наверняка появится на свет с жабрами.
Дункан слегка улыбнулся, заметив, как жена с облегчением вздохнула.
– Тебе стоило бы предупредить о своих намерениях Фелисити, – тут же заметил он, хотя этот упрек был совершенно напрасным.
Элизабет нарочно ничего не сказала своей кузине, ведь тогда та сделала бы все, чтобы прогулка не состоялась. Заботливость Фелисити не знала границ. Была бы ее воля, Элизабет целыми днями, с утра до вечера, сидела бы в кресле, выходя из дому только для того, чтобы послушать церковную службу. Кузина считала, что для беременных конные прогулки смертельно опасны.
– Фелисити знала, что я хочу немного подышать свежим воздухом.
