С Хейердалом через Атлантику. О силе духа в диких условиях

стукнул по столу, но он не вмешивался, давал нам выкричаться.

Впервые мы так «беседовали» друг с другом. И когда накал полемики достиг наивысшего значения, когда, казалось, на палубе «Ра» вот-вот должны были замелькать кулаки, вдруг все умолкли.

Вдруг открылось, всем сразу и каждому в отдельности, какая нас волнует чепуха, на какую дрянную мелочь – на окурки, на грязные тарелки – мы размениваем нашу экспедицию, наш славный кораблик, нашу мужскую общность, рожденную в суровой работе, под свист ветра и рев океанских валов.

Каждый взглянул на соседа и усмехнулся несмело и смущенно, и грянул хохот, целительный, очищающий, как майская гроза.

Сантьяго привалился к плечу Карло, Норман шутливо ткнул меня под микитки, Жорж кошкой вскарабкался на мачту за шампанским, и на «Ра-2» начался пир!

Мы разошлись только в два часа ночи, случай вообще неслыханный в обоих плаваньях, – пили, ели, опять пили, и говорили, говорили, никак не могли наговориться, будто встретились после долгой разлуки.

Да так, в общем, оно и было.

Рухнули перегородки, неизвестно во имя чего построенные перегородки, разделявшие нас, встали точки над «и», определились отношения, и праздник, нелепо и неприятно начавшийся, преподнес нам действительно драгоценный сюрприз.

Вахтенные улыбались в ту ночь, и долго-долго посреди Атлантики, под огромной луной, на хлипком травяном островке звучала губная гармоника Нормана…

Рассуждение четвертое, которое следует считать продолжением третьего, предыдущего

Среди предметов, плававших со мной на «Ра-2», была тетрадь в картонной обложке.

Половина ее исписана еще до путешествия и не моей рукой. Дальше – на многих страницах – колонки цифр, столбики плюсов и минусов, отрывочные фразы разными почерками: «о’кей», «не совсем», «неважно», «извините» и прочие, такие же содержательные. Будто мои спутники забавлялись, оставляя по очереди автографы на разлинованных листах.

Этих автографов с нетерпением ждали люди, интересы которых я на борту папирусного судна в меру сил и уменья представлял.

Судовому врачу «Ра» надлежало заниматься отнюдь не только практическим врачеваньем. Планировалась программа научных исследований, довольно обширная, и надо сказать сразу, что полностью выполнить ее не удалось. Прежде всего, мне не повезло как физиологу. Я думал, что проведу изучение водно-солевого обмена, но на «Ра» не было ни места, чтобы развернуть походную лабораторию, ни времени, да и сухопутная методика оказалась непригодной. Так что опыты эти, к сожалению, пришлось отложить.

Фотография «Ра-2» с автографами всех участников экспедиции.

«Океан пугает. Это верно. Но он дает и силу. Глядя на наших новичков, мы – ветераны – становимся дружнее и сплоченнее. Мы знаем, что защитить их можем только мы»

(Юрий Сенкевич)

Похожее вышло и с наблюдениями над вестибулярным аппаратом – они тоже были намечены и тоже, в общем, не осуществились.

Оставались задания, полученные от психологов.

Психологам наше плаванье давало идеальную возможность поставить эксперимент методом «вспомогательного “я”».

Метод этот в обыденной жизни известен еще с легендарных времен Гарун-аль-Рашида. Помните, как он инкогнито бродил по улицам ночного Багдада и заговаривал с горожанами? Ходжа Насреддин, неузнанный, в чайхане; Пушкин в красной рубахе среди крестьян на Святогорской ярмарке; Михаил Кольцов, за рулевой баранкой собирающий материал для репортажа «Три дня в такси», – все это в той или иной форме «вспомогательное эго», маскарад, предпринимаемый для того, чтобы увидеть явление «изнутри».

Впрочем, возможно, я здесь объединяю «вспомогательное “я”» с «включенным наблюдением». Первый термин – в ходу у психологов, второй – у социологов. Но социальная психология и социология настолько тесно связаны, и наблюдение так редко бывает чисто регистрирующим, пассивным, что можно пренебречь терминологическими оттенками: там и тут исследователь включается на правах участника в подопытную среду, что позволяет ему взглянуть на вещи более пристально и всерьез.

Мои друзья и коллеги хотели обязательно, чтоб всерьез. Они беспокоились, как бы мое «я», когда оно станет «вспомогательным», не попало впросак, и сочинили инструкцию, длинную – на добрую половину тетради в картонной обложке, – трогательно подробную, со сносками и примечаниями («Не забывать выключать прибор! Подсядут батареи!»), с прощальной припиской: «Счастливый путь, Юра! До встречи!»

Три четверти инструкции относились к «гомеостату» – тому самому, который требовалось «не забывать выключать».

Представьте себе несколько душевых кабин, в которые вода поступает последовательно. Теперь пусть в кабины войдут люди и, манипулируя кранами «Гор.» и «Хол.», попытаются создать себе оптимальную температуру для мытья. Нетрудно догадаться, что это займет немало времени, так как сосед будет мешать соседу, бросать его то в холод, то в жар, пока наконец действия всех не согласуются.

Говорят, что именно в душевой профессору Федору Дмитриевичу Горбову пришла мысль об устройстве, на котором можно моделировать групповые