будут Ивон с дочками, на «Каламаре» – киногруппа и репортеры.
Атмосфера на корабле резко изменилась. Куда девались усталость и нервозность? Послышались шутки, раздались веселые голоса. Мы засыпали Тура вопросами насчет размеров судов, экипажей их и так далее. В нашем календаре появилась новая точка отсчета: за день до выхода «Каламара», в день выхода «Каламара», в первый день пути «Каламара». Очень приятное имя – «Каламар» (оно значит, между прочим, по-испански «каракатица»).
Норман и Кей совершенствовали правое весло. Они срезали долотом внутреннюю поверхность вилки, чтобы весло не терлось о нее, и сооружали кустарную уключину, продолбив паз в сосновой доске. Пусть сосна трется о сосну – может, поменьше будет стачиваться.
Сантьяго занимался пустыми кувшинами – их требуется разместить под хижиной ближе к корме. Сперва кувшины нужно закупорить, превратить в поплавки. Сантьяго разогрел парафин и залил пробки, потом кликнул меня – и началось сызнова то, чем мы с ним же занимались неделю назад. В чреве корабля, когда оно открылось нам, плескалась вода и гуляли волны. Мы должны были их вытеснить, выгнать – работа кропотливая и неприятная. Хорошо, Тур помогал, подавал веревки.
В конце концов мы завершили это грязное дело. Тур был доволен. Каждый день он придумывал новые и новые уловки, дабы заставить все, что плавает, плавать в нашу пользу. Категорически запрещено выбрасывать за борт папирус, даже крохотные кусочки, не говоря уже о деревяшках и – страшно подумать! – амфорах.
Итак, в день выхода «Каламара» у нас опять был радиоконтакт, условленный. Я стоял на вахте, вдруг слышу – зовут, попросил Мадани, чтобы подменил, тот согласился с готовностью, весь – улыбка, встал к рулю, а я кубарем скатился в каюту. На связи ждал Ленинград, говорил Алексей Старков.
Наконец-то удалось передать репортаж для «Известий». Он порядком устарел, но я его перелицевал и подновил тут же, у микрофона.
Подиктовал всласть и вернулся – сперва на мостик, а потом куда? Правильно, к брезентовой стенке.
Тур разговаривал с Барбадосом, с Ивон; он со смехом сообщил нам, что Ивон предлагает привезти телеграфный столб, чтобы заменить им сломанное весло. Тур долго не мог понять, что она хочет притащить, покуда Ивон не передала по буквам: с-т-о-л-б. Кстати, оказывается, «столб» и по-русски, и по- норвежски значит одно и то же.
Ивон известила, что «Каламар» выходит после полудня. Жорж вскричал: «О’кей!» – и закинул удочку насчет того, что экономию воды теперь можно бы и отменить. Но остальные активно воспротивились, и Жорж взял предложение обратно.
Кей и Норман продолжали маяться с правым веслом, стесывая твердую поверхность вилки. Привязывались, усаживались на поперечину, сидеть там неудобно и опасно, со временем перестаешь обращать внимание на волны – и тут-то является огромный вал, который норовит либо утащить тебя с корабля, либо расплющить о лопасть весла.
Они обтесали вилку так, что весло стало свободно болтаться в гнезде, и тогда на помощь был вызван Карло, веревочных дел мастер. Он быстро подзатянул петли, укрепив весло в должном положении.
После обеда решил вздремнуть часок, а потом заняться писаниной, наверстать пропущенное, поскольку мой дневник отстал от жизни уже на три дня. Попросил Жоржа разбудить, но проснулся сам, с тяжелой головой, глянул на часы – ничего себе, ужинать скоро. Жорж мурлыкал на камбузе и гремел посудой. Тур сидел у входа в хижину и посматривал иронически:
– Ты что-то разоспался сегодня?
– Да, как видишь! Если бы Жорж…
– Что такое? – тотчас отозвался Жорж.
– Почему ты не разбудил меня?
– Но ведь ты спал!
– ??!!
Странная логика. Вроде анекдота про медсестру, которая подняла больного среди ночи, чтобы дать снотворное. Мы с Туром посмеялись, но в результате я уже не мог заснуть почти до утра и назавтра ходил разбитый.
Обрезанный нос нашего корабля все-таки слишком высок. Парус трется о папирус и по кромке разлохматился. Жорж и Карло отпилили еще метр с лишним. Теперь у нас вообще нет носа, торчит безобразно толстый и тупой пень.
Погода сносная, но переменчивая, иногда накрапывает дождь, несильный и недолгий.
Ночная вахта – вновь полуторачасовая. Управлять легко, океан лениво плещет о борта. Небо чистое, удивительно звездное, луна еще не появилась, и поэтому звезды особенно сочны. Я засветил «летучую мышь» и уселся на камбузе за дневник, но расслабился и задумался, глядя в небо.
В такие моменты особенно приятно сидеть, развалившись, вытянув ноги, и думать – ни о чем конкретно, просто просеивать всякое разное сквозь дремлющий мозг – и вдруг вспомнить удивленно, что помимо этого твоего мира, сжатого со всех сторон океаном, есть еще и другой, огромный, там живут твои друзья и враги…
Мы – дети того мира, менее натурального, более сложного, и не можем жить без него. Тоскуем. Тянет.
Утро встретило нас отличным солнцем, теплым ветерком и спокойным океаном. Ветер дул с востока. И мы шли бейдевинд, не испытывая никаких хлопот с управлением.
