никогда не восходящая до сознания… Оба начала оставались бесплодными в своей болезненной односторонности». Но, Алексей Степанович верит, что «возврат русских к началам русской земли уже начинается». Осторожно, но твердо славянофилы выдвигают идею русификации империи. Тот же Хомяков писал в 1845 г.: «Россия приняла в свое великое лоно много разных племен: финнов прибалтийских, приволжских татар, тунгузов, бурят и др.; но имя, бытие и значение получила она от русского народа (то есть человека Великой, Малой, Белой Руси). Остальные должны с ним слиться вполне: разумные, если поймут эту необходимость; великие, если соединятся с этой великой личностью; ничтожные, если вздумают удерживать свою мелкую самобытность».
(Обратим, кстати, внимание на хомяковскую конкретизацию понятия «русский народ». Такой подход в то время только-только начал утверждаться. Представление о том, что великороссы, малороссы и белорусы суть один народ, впервые сформулированное с претензией на научность в 1830-х гг. официозным историком Н. Г. Устряловым, стало догмой русского национализма лишь во второй половине XIX в. Ранее многие именитые русские националисты видели ситуацию иначе. Скажем, известный журналист Н. А. Полевой (несмотря на фамилию, вовсе не украинец, а сибиряк с курскими корням) писал в 1830 г., что хотя «доныне малороссияне только исповедуют греческую веру, говорят особенным диалектом русского языка, и принадлежат к политическому составу России, но по народности вовсе не русские». Не менее известный историк М. П. Погодин в 1845 г. позволил себе такое рассуждение: «Великороссияне живут рядом с малороссиянами, исповедуют одну веру, имеют одну судьбу, долго одну историю. Но сколько есть различия между великороссиянами и малороссиянами! Нет ли у нас большего сходства в некоторых качествах даже с Французами, чем с ними? В чем же состоит сходство? – Этот вопрос гораздо затруднительнее». Определенно отделял малороссов от великороссов в тексте 1850 г. один из лидеров славянофильства Ю. Самарин. Склонный к увлечениям и крайностям А. А. Григорьев в середине 1850-х гг. высказывал подозрение к «хохлацкому началу», наряду с «ляхитским», а в начале 1860-х уже восхвалял поэзию Шевченко как явление новой великой литературы славянского мира, то есть в обоих случаях мыслил украинцев в качестве отдельного народа.)
Даже и «
В 1845–1848 гг. в Риге в составе ревизионной комиссии находился служивший чиновником МВД Ю. Самарин. Увиденное там настолько его потрясло, что он написал остропублицистический памфлет «Письма из Риги», посвященный изобличению немецкого господства в Прибалтике, униженному положению там русских («систематическое угнетение русских немцами, ежечасное оскорбление русской народности в лице немногих ее представителей – вот что теперь волнует во мне кровь»; «здесь все окружение таково, что ежеминутно сознаешь себя, как русского, и как русский оскорбляешься»), гонениям на православие и потворству всему этому со стороны генерал-губернатора князя А. А. Суворова. Главный вывод звучал жестко и бескомпромиссно: «… современное устройство Остзейского края противоречит основным государственным и общественным началам, выработанным новейшею историею, достоинству и выгодам России и, наконец, интересам самого края… Чтобы быть полновластными господами у себя, остзейские привилегированные сословия должны располагать волею правительства, иными словами: быть господами у нас». Это сочинение немыслимо было опубликовать легально, и оно распространялось в списках в Москве и Петербурге, осенью 1848 г., вернувшись в Москву, Самарин устраивал его публичное чтение в салонах.
Ответным ходом «немецкой партии» стал арест славянофила 5 марта 1849 г. и заключение его в Петропавловской крепости сроком на две недели. Так могущественно оказалось немецкое лобби в Петербурге, что министр внутренних дел В. А. Перовский, министр государственных имуществ П. Д. Киселев и шеф жандармов А. Ф. Орлов, поддерживавшие Самарина, не смогли этого предотвратить. Правда, благодаря им и своему высокому аристократическому статусу Юрий Федорович (чьим восприемником от купели был сам Александр I) отделался еще сравнительно легко. Замечательно точно сформулировал суть его дела в личной беседе с ним государь Николай Павлович: «Вы прямо метили в правительство. Вы хотели сказать, что со времени императора Петра I и до меня мы все окружены немцами и потому сами немцы… Вы поднимали общественное мнение против правительства; это готовилось повторение 14 декабря… Ваша книга ведет к худшему, чем 14 декабря, так как она стремится подорвать доверие к правительству и связь его с народом, обвиняя правительство в том, что оно национальные интересы русского народа приносит в жертву немцам… Вас следовало отдать под суд… Вы сами знаете, что вы бы сгинули навсегда». «Незабвенный» прекрасно понимал, что его неограниченная власть и немецкие привилегии «скованы одной цепью» и удар по последним неизбежно отзовется на первой.
18 марта того же года был арестован И. С. Аксаков, проведший в Третьем отделении четыре дня. Основанием для ареста стала перлюстрация его писем к родным, в которых содержались резкие суждения о деятельности правительства. Иван Сергеевич подвергся письменному допросу с целью выяснить его убеждения, этот тест затем читал сам император, приказавший Аксакова отпустить. При этом, однако, его отдали под негласный надзор полиции, продолжавшийся вплоть до 1857 г.
В апреле все того же 1849 г. славянофилам предписанием министра внутренних дел было официально приказано сбрить бороды, которые они демонстративно носили как символ своей приверженности исконно русским началам. Парадоксально, но наверху в этом увидели пугающее проявление западничества: «…как дошло до высочайшего сведения, что новый обычай сей все более и более распространяется и что у некоторых он происходит от страсти подражания западным привычкам, то государь император повелеть изволил, дабы я объявил всем гг. губернским предводителям дворянства, что Его Величество почитает недостойным русского дворянина увлекаться подражанием западным затеям так называемой моды и что ношение бороды тем более
