— Из полета выбрасывают смысл! — кричал Торбальдсен, бледный, как дюралюминий, — смысл летит вниз, а мы продолжаем мчаться вперед! Надо возвратиться.
Но Ферри был командором «Роккеты».
«Роккета» погибла. Двадцать пять человек разбрызгались сгустками крови по синему льду. Торбальдсен спасся; спасся также командор Ферри. Товарищем по удаче им пришелся Саббаторе, младший помощник.
Саббаторе было лет 28–30. Это был хилый для летчика и неловкий человек. Прежде, на «Роккете», он выглядел так, словно был вечно подвергнут дисциплинарному взысканию, как можно быть подверженным простуде.
Оглушенные, они сгрудились кучкой рядом с хаосом металла и мяса. Вокруг расстилалась бесконечная белая пустыня. На черной бородке и меховой груди Ферри густо блестела замерзшая слюна.
— Ну вот, господа, — тихо сказал, наконец, Торбальдсен, — я не знаю, где мы. Разумеется, надо идти на юг.
Он говорил на скверном английском языке; это был единственный язык, на котором все трое могли бы объясниться.
— Я знаю, — сказал Ферри, — я приказываю идти на юг.
Торбальдсен продолжал:
— Разумеется, взять с собой консервы и спирт.
Ферри согласился.
— Консервы и спирт я приказываю взять с собой.
— Следует поскорей, — сказал Торбальдсен.
— Я приказываю трогаться немедленно!
Из-под обломков «Роккеты» удалось добыть и мясные консервы, и твердый спирт, и мешки. У Торбальдсена сохранился компас, у двух других — оружие.
Вдруг командор вспомнил. Ликуя, он поднял к небу длинные руки, потом бурно обнял Саббаторе. Саббаторе раскашлялся, поперхнувшись уважением; Ферри велел искать под обломками «Роккеты» еще и еще.
— Что он ищет? — терпеливо спросил Торбальдсен.
— Мое, — ответил командор.
В этот день им везло, и младший помощник нашел все, что ему приказали. Маскотта командора была цела. Эта тварь не изменилась с тех пор, как Ферри снял ее со своего бюро. Она отнюдь не убавилась в весе и нисколько не похорошела.
— Всего двенадцать кило, — сказал Ферри.
У Торбальдсена от недоумения слегка кружилась голова.
— Но мы должны взять ее с собой, — продолжал Ферри.
Торбальдсен с опаской поглядел на него.
— О, нет! Пустая тяжесть, идиотская тяжесть!
Ферри откинул голову, и обледенелая бородка поднялась:
— Я начальник!
— Начальник я, — покачал головой Торбальдсен.
— Начальник он, он! — испуганно крикнул Саббаторе, указывая на командора.
Швед ничего не ответил. Он пересчитал про себя коробки с консервами и отложил одну треть в свой мешок; двое других проделали то же самое. Когда с консервами было устроено, Ферри втиснул двенадцать килограмм идола в саквояж кого-то из покойников «Роккеты»; этот груз он передал младшему помощнику. Итак, за спиной у Саббаторе был походный мешок, а в правой руке саквояж с маскоттой.
— Зачем вы несете чужую вещь? — спросил швед. Саббаторе неприязненно поглядел на него и промолчал.
Вдруг Ферри пошел на мировую; у него была чудная улыбка, пленительная детская улыбка, обнажавшая перламутровые зубы. Он постучал кулаком в рукавице в высокую грудь Торбальдсена и похлопал по боку саквояж Саббаторе.
— Тут мое счастье, — дружелюбно объяснил он, — ценная вещь! Я должен был из-за нее выбросить даже ваши инструменты.
Швед понял, но только простонал. Затем он взглянул на компас и пошел к югу. Остальные двое последовали за ним. Впереди расстилалась ясная кристаллическая безнадежность.
С Торбальдсеном было неладно: его физически томила мысль о человеке, несущем по его следам ненужную и пустую тяжесть. На протяжении целого километра швед искал английских слов для выражения своего смутного страха:
— Слово «варварство» слишком неясно, — сомневался Торбальдсен… — Дикарь, троглодит, зулус, готтентот — это лишь простая брань.
Он нашел наивное слово, которое почему-то казалось ему подходящим, чтобы кратко воззвать к сознанию Ферри.
