что там у него имелся покровитель — Саратовский и Царицынский епископ Гермоген. Он сочувствовал Союзу Русского Народа, был одним из самых ортодоксальных поборников православия, непримиримым противником либеральной и революционной заразы. В его епархии, в Царицыне, Илиодор развернулся со всей кипучей энергией. Устраивал массовые моления и проповеди, начал «отчитывать» одержимых, умел «зажигать» толпу.
С Распутиным он познакомился еще в 1903 г., когда тот только пришел в столицу. А Гермоген выступал покровителем и для Григория Ефимовича, снова свел их вместе. Распутин к погромам не призывал никогда, к евреям относился терпимо и уважительно, не отказывал в помощи — чисто по- христиански и по-человечески. Но в горячем и увлеченном Илиодоре он увидел близкую душу, подружился с ним. Давал советы направить его бурную энергию в полезное русло, наставил основать в Царицыне Свято-Духов монастырь. По просьбе Григория Ефимовича царица выделила иеромонаху 3 тыс. рублей для организации паломничества в Саровскую пустынь, где недавно был канонизирован св. Серафим Саровский.
Распутин ездил в гости к Илиодору в Царицын. Кстати, вот здесь-то сохранился документ о молитвенной силе Григория Ефимовича. Его подписали уполномоченные от народа — Косицын, Попов, Шмелев: «Много тысяч православных царицынских людей через уполномоченных свидетельствуют, что блаженный старец Григорий имеет печать Божественного призвания; дары благодати ему даны такие: безстрастие, чудотворение, прозорливость, благодатный ум, изгнание бесов» (Чернышев А. В. Выбор пути. Религия и церковь в Сибири. Сборник документальных статей и материалов, вып. 11). В свою очередь, Григорий Ефимович приглашал Илиодора в гости к себе в Покровское.
Однако деятельность Илиодора приобретала все более анархический характер. Он позволял себе резкие выпады в адрес губернатора, других должностных лиц, оскорблял полицию, делал громкие политические заявления. А вокруг Свято-Духова монастыря формировалась многочисленная община «илиодоровцев», слушающих только своего наставника и почитающих его чуть ли не в качестве «святого» — фактически секта. Постоянно возникали конфликты, привлекавшие внимание прессы. Причем Илиодор не стеснялся давать скандальные интервью самым махровым либеральным газетам, которые разносили о нем славу вдохновителя «черносотенцев». С 1908 г. его стала регулярно отслеживать британская пресса, показывая на его примере, каковы русские православные и монархисты. Но Илиодора как раз и привлекала слава!
Синод неоднократно рассматривал подобные факты. Сперва запретил Илиодору литературную деятельность. Потом запретил и служение. Он демонстративно не подчинялся. Гермоген кое-как сглаживал ситуацию. Несколько раз выручал Григорий Ефимович, используя свои знакомства. Тем не менее скандалы повторялись даже в массовом паломничестве в Саровскую пустынь: Илиодор по пути устраивал многолюдные митинги, снова откровенничал перед газетчиками. В 1911 г. Синод принял решение о переводе Илиодора в другой монастырь, в Тульскую епархию. Но он открыто бросил вызов церкви, сбежал оттуда и продолжал своевольничать в Царицыне.
Однако как раз в это время в Илиодоре произошла разительная перемена. Он взялся кляузничать на Распутина епископу Гермогену. А тот считал иеромонаха своим учеником, верил ему. В Петербурге епископ вызвал Григория Ефимовича к себе на подворье. Начал гневно обличать его, не слушая оправданий. Гость был совершенно ошеломлен подобным оборотом, а Илиодор не позволил ему опомниться. Увлек за собой присутствовавшего писателя Родионова и набросился избивать старца.
Хотя нападки на Распутина отнюдь не избавили его от церковного наказания. Открытого раскольничества «илиодоровцев» Синод не допустил. В начале 1912 г. прежнее постановление было исполнено силой. Илиодора под конвоем жандармов водворили во Флорищеву пустынь во Владимирской епархии. А епископ Гермоген вскоре смог убедиться, что доверял «ученику» совершенно напрасно.
Илиодор взялся рассылать из пустыни скандальные письма, журналисты ехали к нему брать интервью для «желтых» сенсаций. А когда иеромонах понял, что самостоятельным «духовным вождем» ему стать не позволят, он подал в Синод прошение о снятии с себя священнического сана. Распространил послание, что раскаивается в прежних взглядах, просит прощения у евреев и вообще отрекается от православной церкви. Его еще некоторое время держали в монастыре, пытаясь увещевать, но это оказалось бесполезным. Расстригли и выпустили.
Но выяснилось, что Илиодор уже нашел себе новых покровителей. А может, имел их и раньше, создавая провокационную «черносотенную» общину. Те же самые либералы, еще вчера возмущавшиеся его нападками на евреев, подстрекательством к погромам, теперь сочувствовали Илиодору, представляли его жертвой царя и… Распутина.
Правда, сам Илиодор значил немного, высказывания такой личности недорого стоили. Но подключился уже упоминавшийся журналист Михаил Новоселов, выпустил в «Московских новостях» грязную брошюру «Григорий Распутин и мистическое распутство», газета «Голос Москвы» печатала отрывки из нее. Поскольку в публикациях задевалась царская семья, брошюру запретили, тираж конфисковали, «Голос Москвы» оштрафовали. Но тут уже подняла негодование Дума, подала запрос о незаконности наказания «Московских новостей» и «Голоса Москвы». Опять были запущены слухи, что Распутин состоит в секте «хлыстов». Председатель Думы Родзянко на аудиенции у государя прямо настаивал выгнать его.
Хотя Николай II ответил без гнева, выдержанно и строго в рамках закона. Он повелел обер-прокурору Синода Саблеру повторно провести расследование и представить результаты Родзянко, чтобы каждый смог убедиться в истинном положении дел. Розыски опять велись очень тщательно, в течение 9 месяцев. Заключение, подписанное Тобольским епископом Алексием, гласило, что Григорий Ефимович является «христианином, человеком духовно настроенным и ищущим правды Христовой», для обвинений никакого повода больше не было.
Но парламентарии даже не дожидались результатов расследования. С большой речью о Распутине выступил в Думе Гучков. Причем перед этим он специально проконсультировался с министром внутренних дел Макаровым. Тот ответил, что «это чисто личный вопрос мистики царской семьи», и добавил,
