заместителем главного военного прокурора Военной Прокуратуры СССР. Спешно была сформирована большая группа военных прокуроров и следователей, которая и приступила к делу. По словам Викторова «это был тяжелейший, поверьте, труд, и не только физический». В этом ему можно верить, ведь предстояло правду сделать ложью, а преступников превратить в новоявленных героев. /51/.
С какой установкой, с каким настроем и с каких отправных положений Викторов приступил к работе, свидетельствует он лично: «Словом, перед нами предстали яркие образы настоящих большевиков-ленинцев. Усомниться в преданности этих людей советской власти, казалось, было совершенно невозможно». /»Правда», 1988, 29 апреля/.
Обратите внимание, резюме реабилетаторов было сделано своевременно, главное до того, как команда приступила к работе. В основании вывода лежал принцип — этого не может быть, потому что этого не может быть никогда?! Но именно в этом и заключалась их большая ошибка, свой вывод внушить людям они уже не могли. Именно в то время Хрущеву верить перестали. Пришла ненависть. За то, что отобрал и разрушил веру у людей, за то, что разрушал страну и экономически, и идеологически. Я очень хорошо помню это время. Но, главное, люди действительно поняли, что и первый руководитель страны может быть иудой. И когда в 1961 году на ХХII-ом съезде КПСС, продолжая свою подлую лживую линию антисталинизма, Хрущев добивается выноса тела Сталина из Мавзолея Ленина, и вместе с тем провозглашает, что «…нынешнее поколение советских людей к 1980-му году будет жить при коммунизме», — то вся эта «трагикомедия» уже никого не удивляет, народ никому и ни во что больше не верит и саркастически смеется, рассказывая анекдоты про Хрущева и его власти. Помнится, что «самиздатом» в 60-х годах по стране «гулял» довольно увесистый томик анекдотов о Хрущеве. Так народ отвечал на подлую и грязную политику Хрущева.
Через 30 лет этот «подвиг» Хрущева повторил Горбачев, стал таким же иудой, если не больше. Но удивительно другое. Каким объемом цинизма, подлости, грязной лжи надо было обладать Хрущеву, чтобы в течение 12 лет постоянно врать всей стране, заниматься подлогами и фальсификациями, оговаривать и запугивать людей. И причина всему этому была одна — нечеловеческий страх перед разоблачением всех преступлений Хрущева перед советским народом.
Итак, сотни сотрудников «купленного» прокурора Викторова принялись за поиски реабилитирующих материалов. Нашли только протокол заседания специального военного присутствия Верховного суда СССР и приговор суда. Опровергнуть какие либо, содержавшиеся в них факты и выводы было нечем. Поэтому следователям и прокурорам пришлось врать, строить предположения, заниматься вымыслами и догадками: «мы предположили», «может быть» и т. д.
За отсутствием объективных данных, реальных документов, необходимых для реабилитации стали опрашивать следователей, занимавшихся «делом Тухачевского», их знакомых, родственников, собутыльников, юридическая цена показаний которых была весьма сомнительной.
Викторов и его сотрудники после «тяжелейшего» труда сделали выводы, угодные Хрущеву. Но дальше дело застопорилось, не все были согласны с реабилитацией заговорщиков, в том числе Ворошилов, Буденный, Молотов. Хрущеву понадобилось целых два года для того, чтобы протащить свое решение. 31 января 1957 года военная коллегия Верховного Суда СССР отменила приговор от 11 июня 1937 года «за отсутствием состава преступления». А ведь со времени, когда судили Тухачевского и его сообщников прошло 20 лет, тогда и политическая, и социальная, и юридическая атмосфера в стране была совсем иная. После реабилитации все диссидентское сборище стало «раскручивать» Тухачевского и его сообщников в книгах, брошюрах, статьях, кинофильмах, на телевидении как национальных героев. /35/.
Прошло еще тридцать лет и начинается процесс «новой» реабилитации осужденных военных заговорщиков, который инициируют теперь уже Горбачев и Яковлев. Спрашивается, что появились новые аргументы у реабилитаторов? Нет, нового ничего нет! Более того, их по-прежнему не интересует главный вопрос — был заговор или его не было? Но., у горбачевских реабилитаторов появилось «новое главное» реабилитирующее доказательство, которое они разыскали в «деле Тухачевского», которое вел еще хрущевский прокурор Викторов, где якобы нашли «доказательства» о пытках Тухачевского и остальных заговорщиков. На каких доводах основано это «доказательство»: «Мы заметили на нескольких страницах протоколов серо-бурые пятна… Такие пятна оставляют пятна крови, может быть это тоже кровь…». Но ведь это «доказательство» для дебилов. Известно, что протокол ведет следователь, откуда уверенность, что это кровь подследственного? Тем более, как можно утверждать, что это кровь именно Тухачевского, если ее вообще невозможно идентифицировать через двадцать лет?! В 1957 году Викторов и его помощники стали допрашивать следователей по «делу Тухачевского», но никто из них так и не смог подтвердить версии о пытках.
До сих пор десятки сотрудников следственных органов уже 60 лет пытаются найти доказательства применения пыток к Тухачевскому и его сообщникам, но так ничего найти и не могут. Ну, а как же наши знаменитые «писатели», знатоки лагерной жизни — А. Солженицын, В. Шаламов, Ю. Домбровский, Л. Разгон, — никто из них не может сказать, что их кто-то избивал или пытал, но каждый заявляет, что «не раз об этом слышали» от других. Известный своим подобострастием по отношению к Ельцину, генпрокурор А. Казанник, неоднократно и долго пытался найти документы о пытках и избиениях подследственных, но был вынужден признать: «К своему ужасу… я убедился, что тогда законность в строгом смысле слова не нарушалась». /52/.
Что же касается конкретно «дела Тухачевского», то подсудимые вынуждены были давать показания перед лицом неопровержимых фактов. Они подтверждали свои признания на очных ставках в присутствии членов Политбюро, на допросах у Генерального прокурора Вышинского, осуществлявшего надзор за следствием, а также на самом суде. Писатель В. Карпов, бывший генерал — фронтовик, ставший после войны антисталинистом, настаивая на своей версии, в качестве «прямого доказательства» ссылается на рассказ анонимного свидетеля, говорившего ему, что на суде вид у Путны, Уборевича,
