последствиям для страны. Сегодня многие из обвинений, с которыми Хрущев обрушился на Сталина в феврале 1956 года, а затем повторил в своих мемуарах, разоблачены как откровенная ложь. Первый серьезный удар по хрущевским подлым измышлениям нанес более 30 лет назад маршал Г. К. Жуков (хотелось бы, чтобы это было действительно так — ведь сначала-то в 1956 году, Жуков так облил грязью своего Великого Верховного, что Хрущев от зависти лопался, об этом уже говорилось выше; а то, что впоследствии Жуков взял иной тон в отношении Сталина, так это вполне естественно, — после свержения Хрущева так нагло врать и клеветать на Сталина уже не позволялось. Вот и подделался Жуков под конъюнктуру тогдашнего момента, а в приватных беседах по-прежнему лгал и клеветал, правда, уже значительно осторожней, нежели при Хрущеве! — А. М.).
И все-таки клеветникам неймется. Есть такой историк Г. Куманев — фигура в нынешней российской исторической науке далеко не последняя — он академик РАН. В изданной им в 2001 году книге «Рядом со Сталиным» опубликованы беседы с человеком, прожившим жизнь «от Ильича до Ильича без инфаркта и паралича» — А. И. Микояном, состоявшиеся в 70-е годы. А. Микоян у академика Г. Куманева вспоминает: «В субботу, 21 июня 1941 года, поздно вечером мы, члены Политбюро ЦК партии, собрались у Сталина на его кремлевской квартире. Обменялись мнениями по внутренним и международным вопросам. Сталин по-прежнему считал, что в ближайшее время Гитлер не начнет войну против СССР. (нагло и подло врет Микоян — 21 июня с раннего утра Сталин уже был в Кремле и принимал все необходимые меры для отпора агрессии, о чем говорилось выше в данной главе.-Б. С.). Мы разошлись около трех часов ночи, а уже через час меня разбудили — война! Сразу же члены Политбюро ЦК собрались в Кремлевском кабинете у Сталина. Он выглядел очень подавленным, потрясенным. «Обманул-таки подлец Риббентроп», — несколько раз повторил Сталин. Все пришли к выводу, что необходимо выступить по радио. Предложили это сделать Сталину. Но он сразу же наотрез отказался. Сталин был в таком подавленном состоянии, что действительно не знал, что сказать народу… На следующий день Молотов предложил ехать к Сталину, чтобы решить все эти вопросы. Молотов, правда, сказал, что у Сталина такая прострация, что он ничем не интересуется… Увидев нас, он буквально окаменел. Голова ушла в плечи, в расширенных глазах явный испуг. Сталин, конечно, решил, что мы пришли его арестовывать…».
«Эластичный» и очень лживый Микоян, давно ненавидевший Сталина и пресмыкавшийся перед ним, так мог говорить. Но в книге Г. Куманева нечто подобное говорит и Молотов: «Ведь Сталин был живой человек, и на какое-то время неожиданные события его буквально потрясли и ошеломили. Он в самом деле не верил, что война так близка». Молотов не говорил этого Куманеву. В противном случае надо допустить, что в многочисленных беседах с писателем Ф. Чуевым он говорил неправду. А Молотов свидетельствовал, что И. В. Сталин «не был наивным человеком, не был таким простодушным простаком, что его всякий мог…»., что они конечно, знали, что и к этой войне надо быть готовым в любой момент, а как это обеспечить на практике?», что «все эти дни и ночи, он, как всегда, работал, некогда ему было теряться или дар речи терять».
Отсчет военного времени обычно ведется с вечера 21 июня — с того часа, когда в кабинете И. В. Сталина было решено дать директиву военным советам пяти западных военных округов. Незадолго до совещания — за полчаса, за час? — Г. К. Жукову позвонил начальник штаба КОВО Пуркаев и доложил о перебежчике, сообщившем о немецком наступлении утром 22 июня. Жуков немедленно сообщил о звонке И. В. Сталину. Последний вызвал его и наркома С. К. Тимошенко в Кремль…
Согласно записям в тетрадях дежурных секретарей они вошли в кабинет Сталина в 20:50 час. О Тимошенко можно сказать, что он вернулся: нарком находился у Председателя СНК с 19:05 часа до 20:15 час. У И. В. Сталина уже собрались Молотов, Ворошилов, Берия, Маленков. До военных Сталин принял Вознесенского, Кузнецова и Сафонова. Сафонов — это начальник мобилизационно-планового отдела Комитета Обороны при СНК СССР, Кузнецов— зам. начальника ГРУ. Одновременно с Тимошенко и Жуковым пришел Буденный, а около 22:00 часов прибыл Мехлис.
А что было до этих часов? Днем И. В. Сталин принял московских руководителей Щербакова и Пронина, и приказал не задерживать секретарей райкомов на рабочих местах. «Возможно нападение немцев», — объяснил он, об этом пишет адмирал Кузнецов со слов Пронина. О том, что Сталин на встрече со Щербаковым и Прониным предупредил их о возможном нападении немцев, свидетельствует и управляющий делами СНК Чадаев, который вел также протоколы заседаний Политбюро». Около 7:00 часов вечера ему об этом рассказал Поскребышев. Он же сказал Чадаеву, что «хозяин… только что разговаривал с Тюленевым. Спрашивал у него, что сделано для приведения в боевую готовность противовоздушной обороны. Адмирал Кузнецов также пишет, что Тюленев, бывший в те дни командующим Московским военным округом, сообщил ему об этом разговоре. А днем было принято Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) о создании группы резервных армий, передислоцированных в мае-июне в западные районы из внутренних регионов в порядке подготовки к отражению немецкой агрессии.
На Политбюро было также заслушано сообщение НКО СССР о состоянии противовоздушной обороны. На заседание вызывались и некоторые руководители наркоматов оборонных отраслей промышленности. Все они получили указание о принятии дополнительных мер по выпуску военной продукции. Запись посетителей И. В. Сталина 21 июня заканчивается фразой: «Последние вышли — 23:00».
Определить с большой точностью, когда И. В. Сталину сообщили о начале войны, пока невозможно. Жуков пишет, что позвонил ему в 3:30 часа утра, и сообщил о нападении немцев. Молотов говорил, что известие поступило раньше, около двух часов ночи. Водитель И. В. Сталина Митрюхин вспоминает: «В 3:30 22 июня я подал машину Сталина к подъезду дачи в Кунцево». А в тетради первая запись сделана в 5:45 часа в кабинет вошел Молотов. Но сообщение о просьбе посла Шуленбурга принять его застало Молотова в кабинете Сталина, а принял нарком посла в 5:30 часа.
Между тем, это известно, члены Политбюро находились у Сталина еще до звонка от посла… Молотов по поводу попыток Ф. Чуева внести полную ясность в этот вопрос сказал: «Что вы держитесь за пустяковую часть этого дела? Все, конечно, интересно. и эти детали можно уточнить, но они не имеют
