стратегию достижения этих целей. Эта команда последовательно выступает за приоритет «интересов государства» по отношению к правам человека, не признает верховенства международно-правовых норм, лоббирует введение новых и новых идеологических запретов, ограничений на критику власти. Фактически это активная и влиятельная часть условной «партии тоталитарной реставрации», причем способная осуществлять эту реставрацию на практике. Прямо сейчас. То, чем занимается СКР последние несколько лет, – это реставрация сталинской машины репрессий. Каждое громкое политическое дело, организованное СКР, – это «ходовые испытания» очередной извлеченной из исторического чулана детали машины террора. Пока на уровне модели. Как бы в миниатюре. Но в результате все детали распакованы, смазаны, проверены и соединены друг с другом. Осталось только запустить машину в целом.
Смысл дела Шариной не только в создании прецедента уже совсем недетских репрессий за «запрещенную литературу». Это еще и демонстрация не регламентированного никакими процессуальными ограничениями насилия над жертвой репрессий. На немедленно возникающие ассоциации с практиковавшимися в 37-м пытками лишением пищи, воды и сна все и было рассчитано. Жертве репрессий (а заодно и всему обществу) показывают: ты лагерная пыль. Ты никто, и с тобой могут сделать все что угодно. И никакие «медицинские показания» тебя не защитят.
«Партия тоталитарной реставрации» прекрасно понимает неэффективность идеологических запретов в современном мире информационных технологий. Поэтому технические ограничения на перекрытие доступа к «идеологически вредной литературе» она обязательно будет стремиться компенсировать запугиванием несогласных. С тем чтобы сломить волю к сопротивлению, к неподчинению идеологическим запретам. Поэтому бастрыкинская охранка обязательно будет не только добиваться дальнейшего ужесточения репрессивного законодательства, но и демонстрировать свою способность осуществлять нерегламентированное насилие в духе 37-го года. Даже если сегодня власти как бы отыграют назад и закроют дело Шариной «за отсутствием умысла на разжигание», эффект запугивания уже достигнут.
Жестокие и не регламентированные правовыми нормами расправы с несогласными будут обязательным элементом политической системы, предполагающей наличие обязательной государственной идеологии, идеологического воспитания и идеологической мобилизации граждан государством (через образование, массовые организации, начиная с детских, контролируемые государством масс-медиа и т. д.). И неважно, называется ли эта обязательная государственная идеология «марксизмом-ленинизмом» или «исторически сложившейся в России системой ценностей», из под которой откровенно торчат уши уваровской триады «православие-самодержавие-народность».
В раннюю перестройку вожди КПСС любили поговорить про «исторически сложившуюся однопартийную систему» и сделанный в 1917 году «социалистический выбор советского народа». Который, естественно, окончателен и обжалованию не подлежит. Так исторически сложилось. Главное здесь то, что этот невесть когда сделанный «исторический выбор» сакрализируется и табуируется. Попытки его пересмотра объявляются предательством. Исторически сложившиеся «наши ценности» противопоставляются «чуждым нам ценностям», влияние которых угрожает нашему «историческому выбору». От чего, естественно, надо защищаться – в том числе и идеологическими запретами. Так вот, подобная система никогда не работала и не будет работать без репрессий.
Поэтому жаловаться Путину на Бастрыкина столь же нелепо, как жаловаться Бастрыкину на его подчиненных. Бессмысленно также спорить с режимом по поводу правильности применения его антиэкстремистского законодательства. Каждый, кто защищал правомерность этого законодательства, рассчитывая на его использование против фашистов и антисемитов, сегодня несет личную моральную ответственность за то, что делают с Натальей Шариной.
Удастся ли остановить тоталитарную реставрацию, в конечном итоге зависит от того, сколько людей готовы будут сказать, что они не признают никаких идеологических запретов на книги и не будут им подчиняться. Что они действительно хотят разрушить исторически сложившуюся в России систему ценностей. Потому что это ценности домостроя, крепостничества, кнута и нагайки. Ценности цепей, колодок и решеток.
Клирическое наступление
Самодонос
Г-н Чаплин предпринял собственное расследование на предмет того, кто же на самом деле распял Христа. В кругах, почитающих г-на Чаплина за выразителя собственных взглядов, всегда принято было считать, что Христа распяли жЫды. Но г-н Чаплин демонстрирует способность отойти от некоторых традиционных стереотипов и приходит к прямо-таки сенсационному выводу: Христа распяла тогдашняя либеральная интеллигенция.
В этом не оставляет никакого сомнения данное г-ном Чаплиным описание фарисеев, которые, по его мнению, и обеспечили римским оккупантам и местным жуликам и ворам необходимые формальные основания для расправы. Они любили приспосабливать религиозные нормы к «современной жизни». Любили молиться не в синагогах, а по домам, предвосхищая «приватную религиозность», модную в определенных кругах XXI века. Отделяли себя от непросвещенных обывателей, от заевшегося священства, от тех, кто сотрудничал с ненавистной оккупационной властью. Призывали к отделению религиозной власти от светской – у второй же, дескать, «руки в крови». Выступали против смертной казни и за разумный республиканский конституционный порядок.
Не преминул г-н Чаплин лягнуть даже «приспособленческое богословие, рожденное в диаспоре, в условиях доминанты секуляризма». Означает это ровно одно: сторонники светской республиканской конституционной модели государства для нынешней верхушки РПЦ МП являются врагами. Спешу заверить г-на Чаплина: она может рассчитывать на полную взаимность. Нынешняя верхушка РПЦ МП, прямо отрицающая, что в России церковь может быть отделена от государства, для сторонников светской республиканской конституционной модели является политическим противником. То есть врагом.
Речь, разумеется, не идет о том, должна ли церковь быть вовлечена в общественно-политические проблемы. Речь идет о направленности этой
