«– Где сказано, что надо допускать на линию границы командный состав, не имеющей отношения к охране границы? Почему не выполняете приказ о недопуске на границу без разрешения?.. Вы не выполняете приказ, а начальник штаба армии фиксирует один окоп за линией границы, там же проволочные заграждения. Почему расходится с вашей схемой, подписанной Алексеевым (начальником штаба Посьетского погранотряда. –
– Оборудование высоты проходило ночью, – неуверенно оправдывался Гребенник.
– Почему не сходятся ваши донесения со схемой, правда это или нет? – не унимался Соколов.
– После проверкой прибором теодолитом оказались небольшие погрешности, – признал начальник Посьетского погранотряда. – Сейчас эта ошибка исправляется.
– А 4-метровая пограничная полоса учтена? – допытывался шеф пограничников Дальнего Востока.
– Учтена, – заверил Гребенник.
– Значит, окоп и проволока находятся за 4-метровой пограничной полосой на сопредельной стороне? – уточнил Соколов.
– Окоп трудно определить, – объяснял командир погранотряда, – по приборам якобы часть окопа вышла на несколько сантиметров вперед, а проволочный спотыкач (наверное, одноименный напиток пограничник сильно уважал. –
Если перевести этот уклончивый диалог на обычный русский язык, станет ясно, что фактически нарушение границы со стороны советских пограничников имело место, но они предпочитали называть это ошибкой, связанной с несовершенством геодезических приборов. И Кузьму Евдокимовича Гребенника вроде бы можно понять. Совсем недавно на его участке ушел в Маньчжурию Люшков, а тут еще посланная Блюхером комиссия обвиняет беднягу в «провоцировании конфликта с японцами», и сам грозный дальневосточный маршал требует его ареста. Вряд ли, конечно, Кузьма Евдокимович послал бойцов на гребень Заозерной по своей инициативе. И роковой выстрел в японского жандарма, думается, был совсем не случайным. Но что именно его в случае чего сделают главным и единственным виновником инцидента, начальник Посьетского погранотряда понимал очень хорошо. Однако Сталин решил идти до конца и показать японцам силу Красной армии.
Беда была в том, что красноармейцы воевать не очень-то умели. В итоговом приказе Ворошилова об этом говорилось вполне откровенно: «Виновниками в этих крупнейших недочетах и в понесенных нами в сравнительно небольшом боевом столкновении чрезмерных потерях являются командиры, комиссары и начальники всех степеней Дальневосточного Краснознаменного фронта, и в первую очередь командующий Дальневосточным Краснознаменным фронтом маршал Блюхер. Вместо того чтобы честно отдать все свои силы делу ликвидации вредительства и боевой подготовки Дальневосточного Краснознаменного фронта и правдиво информировать партию и Главный Военный Совет о недочетах в жизни войск фронта, тов. Блюхер систематически из года в год прикрывал свою заведомо плохую работу и бездеятельность донесениями об успехах, росте боевой подготовки фронта и общем благополучном его состоянии. В таком же духе им был сделан многочасовой доклад на заседании Главного Военного Совета 28–31 мая 1938 года, в котором он скрыл истинное состояние войск Дальневосточного фронта и утверждал, что войска фронта хорошо подготовлены и во всех отношениях боеспособны.
Сидевшие рядом с Блюхером многочисленные враги народа умело скрывались за его спиной, ведя свою преступную работу по дезорганизации и разложению войск Дальневосточного Краснознаменного фронта. Но и после разоблачения и изъятия из армии изменников и шпионов тов. Блюхер не сумел или не захотел по-настоящему реализовать очищение фронта от врагов народа. Под флагом особой бдительности он оставил вопреки указаниям Главного Военного Совета и наркома незамещенными сотни должностей начальников частей и соединений, лишая таким образом войсковые части руководителей, оставляя штабы без работников, не способными к выполнению своих задач. Такое положение тов. Блюхер объяснял отсутствием людей (что не отвечает правде) и тем самым культивировал огульное недоверие ко всем командно-начальствующим кадрам Дальневосточного Краснознаменного фронта».
Насчет боевой подготовки все в ворошиловском приказе было правдой. Один из участников боев у озера Хасан С. Шаронов вспоминал: «До хасанских событий я служил в 120-м стрелковом полку 40-й стрелковой дивизии. Боевой подготовкой занимались мало. В 1937–1938 годах многих командиров забрали. Командование дивизии обезглавили полностью: арестовали комдива Васнецова, комиссара Руденко, начштаба Шталя, начальника артиллерии, начмеда и его жену, офицера-медика. В полку – та же картина. Мы, рядовые бойцы, порой не знали, кому верить. Тянулись только к политруку Матвееву, настоящему большевику, еще красногвардейской закалки. Его тоже забирали, а потом вернули. Мы спрашивали у него, когда же будем боевые гранаты метать, все деревянными да деревянными? Ему такие вопросы можно было задавать, мы знали. А Матвеев отвечал: „Вам гранату метнуть, а для государства это в корову обойдется“. Он задумывался и добавлял: „Да… еще повоюете…“».
Повоевать пришлось очень скоро. Репрессии, разумеется, ослабляли боеспособность Дальневосточной армии. Но ведь еще за год до Хасана, когда после ареста Тухачевского и нескольких других высокопоставленных военных был созван Главный Военный Совет, Сталин никаких претензий к Блюхеру как будто не имел. Выступая с большой речью 2 июня 1937 года, Иосиф Виссарионович даже защищал его от претензий, высказывавшихся «заговорщиками»: «…Они сообщают (своим немецким хозяевам, как пытался убедить Сталин присутствовавших. –