льняными завитками на низкий лоб. Большие светло-голубые глаза смотрели грустно. Он говорил отрывисто, смотря куда-то в пространство.
– Что такое происходит? – спросил он. – Что значит все это?
Я смотрел на него.
Он протянул белую тонкую руку и заговорил жалобно:
– Зачем все это допущено? Чем же мы согрешили? Я кончил утреннюю службу и прогуливался по дороге, чтобы освежиться и приготовиться к проповеди, – и вдруг огонь, землетрясение, смерть! Содом и Гоморра! Все труды пропали… Кто такие эти марсиане?
– А кто мы сами? – ответил я, откашливаясь.
Он обхватил свои колени и снова повернулся ко мне. С полминуты он смотрел молча.
– Я прогуливался по дороге, чтобы освежиться, – сказал он. – И вдруг огонь, землетрясение, смерть!
Он снова замолчал. Подбородок его почти касался колен. Потом опять заговорил, размахивая рукой.
– Все труды… все воскресные школы… Что мы сделали? Что сделал Уэйбридж? Все исчезло, все разрушено. Церковь! Мы только три года тому назад ее перестроили – она исчезла, стерта с лица земли! Почему?
Новая пауза. И снова он заговорил, как помешанный.
– Дым от ее пожарища будет вечно подниматься к небесам! – воскликнул он.
Его глаза блестели, костлявым пальцем он указывал на Уэйбридж. Я начал догадываться, что передо мной душевнобольной. Ужасная трагедия, свидетелем которой он был – очевидно, он спасся бегством из Уэйбриджа, – довела его до сумасшествия.
– Далеко отсюда до Сэнбюри? – спросил я деловым тоном.
– Что же нам делать? – спросил он. – Неужели эти исчадия повсюду? Неужели Земля отдана им во власть?
– Далеко отсюда до Сэнбюри?
– А ведь только сегодня утром я служил раннюю обедню…
– Обстоятельства переменились, – сказал я спокойно. – Не отчаивайтесь. Есть еще надежда…
– Надежда?!
– Да, надежда, несмотря на все это разрушение.
Я стал излагать ему мой взгляд на наше положение. Он сначала слушал с интересом, но скоро впал в прежнее безразличие и отвернулся, его взор снова стал блуждающим.
– Это начало конца, – прервал он меня. – Конец! День Страшного суда!
Я старался его разубедить и встал, положив ему руку на плечо.
– Будьте мужчиной, – сказал я, – вы просто потеряли голову. Хороша вера, если она не может устоять перед несчастьем! Подумайте, сколько раз в истории человечества были землетрясения, потопы, войны и вулканы. Почему Бог должен был сделать исключение для Уэйбриджа? Ведь он не агент страхового общества.
Он молча слушал.
– Но как нам спастись? – вдруг спросил он. – Они неуязвимы, они безжалостны…
– Ни то ни другое, может быть, – ответил я. – И чем могущественнее они, тем разумнее и осторожнее должны быть мы. Я сам видел, как один из них был убит три часа тому назад.
– Убит! – воскликнул он, взглянув на меня. – Разве может быть убит вестник Божий?
– Я сам видел, – продолжал я. – Мы с вами попали как раз в самую свалку, только и всего.
– Что это за мигание в небе? – вдруг спросил он.
Я объяснил ему, что это сигналы гелиографа. Это люди стараются нам помочь.
Мы находимся как раз посередине. Пока все спокойно. Это мигание в небе возвещает о приближающейся грозе. Вот там марсиане, а в стороне Лондона, там, за холмами около Ричмонда и Кингстона, под прикрытием зелени устроены траншеи и поставлены орудия. Марсиане пойдут по этой дороге…
Я не успел кончить, как он вскочил и остановил меня жестом.
– Слушайте! – сказал он.
Из-за низких холмов за рекой доносился глухой гул отдаленной орудийной пальбы и какой-то далекий странный крик. Потом все стихло. Майский жук, жужжа, перелетел через забор мимо нас. Высоко на западе, над дымом Уэйбриджа и Шеппертона, в ослепительном закате поблескивал бледный нарождающийся месяц.
– Нам лучше пойти по этой тропинке к северу, – сказал я.
Глава XIV. В Лондоне
Мой младший брат находился в Лондоне в то время, когда в Уокинге упал цилиндр. Он был студентом медиком и готовился к предстоящему экзамену. Он тоже ничего не слыхал о прибытии марсиан до субботы. Утренние субботние газеты в дополнение к длинным специальным статьям о Марсе, о
