наслышаны и нередко даже знали об их конкретном местонахождении, но вербовщики никогда напрямую не связывали части «Мертвая голова» с концлагерями[634].
Начальная военная подготовка призванных в части охраны – включая строевую подготовку, преодоление учебной полосы препятствий, овладение различными видами оружия – была очень нелегкой. Новобранцы оказывались во власти старших по возрасту офицеров, зачастую ветеранов Первой мировой войны, которые явно не церемонились со своими подопечными, придираясь к ним по самым пустяковым поводам, а то и вовсе без таковых. «Они тренировали нас, – как вспоминал впоследствии один из бывших эсэсовцев, – пока мы не начинали выть от злобы». Подобная зверская установка имела целью отсеять «слабаков». Молодые люди нередко теряли сознание на занятиях по строевой и боевой подготовке, с некоторыми случались истерики. И бывало, что обязавшиеся прослужить 4 года (а позже – 12 лет) не выдерживали и первых трех месяцев. Другие же, напротив, едва ли не испытывали удовольствие от подобного обращения с ними – дескать, чем тяжелее, тем лучше, поскольку их превращали в «настоящих мужчин»[635].
Выдержавшие ритуалы инициирования новобранцы зачислялись в части охраны. Но их повседневная жизнь имела мало общего с теми приключениями, которые они ожидали. К концу 1930-х годов части охраны пребывали в непрерывной круговерти военных учений, боевой подготовки, чередовавшейся неделей исполнения обязанностей лагерных охранников, однообразной и утомительной. Большинству эсэсовцев приходилось жить в условиях ограничений, и кое-кто из них даже брюзжал, что, дескать, мы «те же арестанты, но только с винтовками». Охранники завидовали солдатам вермахта, не говоря уже о таких подразделениях, как лейбштандарт «Адольф Гитлер», надлежащим образом экипированных и вооруженных и получавших солидное денежное довольствие. Это были настоящие элитные формирования, в то время как части охраны прозвали «сторожами»[636]. «Боевой дух наших товарищей оставляет желать лучшего», – признавал один из охранников в 1935 году. Слишком уж велик был разрыв между героическим самолюбованием лагерных СС и их унылой повседневностью, разрыв, который не удавалось побороть даже красноречию Теодора Эйке. «Я знаю о ваших трудностях и постоянно стремлюсь избавить вас от них, – заверял он своих подчиненных, – но одним махом проблем не решить, приходится продвигаться вперед постепенно, шаг за шагом»[637].
В частях охраны было много новичков, которые верили Эйке, несмотря на все лишения, и такие люди могли рассчитывать на всякого рода поощрения и скорое продвижение по службе, что сулило увеличение денежного довольствия и ряд других льгот. И потом, на что мог рассчитывать молодой человек, не имевший ни профессии, ни образования, – ему только и оставалось, что уповать на продвижение по служебной лестнице год за годом до присвоения офицерского или хотя бы унтер-офицерского звания[638]. Иногда открывалась возможность перейти из охранников в штаб коменданта. То есть, по мнению начальства, они достаточно хорошо зарекомендовали себя как политические солдаты и теперь уже могли вершить судьбы заключенных не по периметру лагеря, а внутри его[639].
Одним из таких быстро поднимавшихся по карьерной лестнице был Рудольф Хёсс. Родившийся в 1900 году, он мечтал стать солдатом и вскоре после начала Первой мировой войны в возрасте 15 лет сбежал из своего неуютного дома на фронт, где неоднократно был ранен и награжден. Даже поражение Германии в войне не отвратило его от романтизированной преданности армии и армейской жизни. Большую часть ненавистных веймарских лет Хёсс провел в составе крайне правых полувоенных формирований, участвовал в боях в составе фрейкора, а затем попытался войти в полузакрытые сельские общины единомышленников. Хёсс никогда не изменял приверженности к насилию и в 1924 году был осужден за участие в казни предполагаемого «коммунистического предателя» (он получил четыре года заключения). Связи Хёсса с радикалами правого толка, установленные им в годы Веймарской республики, впоследствии проторят ему путь к эсэсовским концентрационным лагерям. Рудольф Хёсс присоединился к нацистскому движению в начале 1920-х годов после знакомства с Гиммлером. Их пути неоднократно пересекались в последующие годы, и летом 1934 года во время инспекции регулярных частей СС в Штеттине (Хёсс добровольно вступил в ряды годом раньше) Гиммлер посоветовал ему вступить в лагерные СС. Хёсс принял предложение, не в последнюю очередь позарившись на перспективу скорого служебного продвижения. Сначала он поступил рядовым охранником в Дахау, это было в декабре 1934 года. Всего четыре месяца спустя Эйке изъял Хёсса из частей охраны и перевел в штаб коменданта, послуживший трамплином для его молниеносного взлета[640].
Хёсс продвигался быстрее любого другого вновь прибывшего, но уровень его образования, происхождение, биографические данные практически не отличались от остальных служащих штаба коменданта. Как и Хёсс, они были в основном 30-летними, то есть значительно старше, чем молодежь из частей охраны. Большинство из них овладели военными навыками в полувоенных формированиях до 1933 года, и принадлежали к числу рьяных нацистов; весной 1934 года 8 из 11 служащих штаба коменданта могли похвастаться почетными номерами эсэсовских удостоверений – от 10 тысяч и ниже[641].
Самыми опытными эсэсовцами из частей охраны были коменданты. Почти все довоенные коменданты лагерей участвовали в боях во время Первой мировой войны – примерно половину из них составляли кадровые военные, которые присоединились к нацистскому движению, вступив в СС до 1932 года и дослужившись там до офицеров к началу 1933 года[642]. Эти коменданты подчинялись ИКЛ Теодора Эйке, но в лагерях они пользовались, по сути, безграничной властью над заключенными и подчиненными им эсэсовцами; при отправлении властных полномочий коменданты полагались на свой штаб, прежде всего на своих адъютантов, которые зачастую сами представляли собой достаточно влиятельные фигуры[643]. Комендантам подчинялись части охраны[644], а также служащие их штаба, коменданты
