ясным происхождение ее бреда. M-lle Франшар, вероятно, была умна, чувствительна и склонна к мечтательности. Священник, очевидно, сильно влиял на направление ее мыслей, будучи верующим, искренним и убежденным; его простые, но полные горячей веры слова даже на меня производили впечатление; он был менее опытен в распознавании людей, чем в богословских науках, и оказался бы более на месте на университетской или семинарской кафедре, чем в деревенском приходе; там он мог бы оказать неоспоримую пользу, здесь — впадать в опасные ошибки. Он был подобен маякам: их свет ослепляет тех, кто находится вблизи, зато приводит в гавань тех, кто от них далеко. Они полезны только при условии быть помещенными на высоте.
Мистицизм аббата Жога развился в деревенском уединении, среди глубокого покоя обширных ландских лесов, подобных соборам, где вместо колонн — высокие стволы больших сосен, вместо органа — непрерывный шепот ветра среди ветвей с иглоподобными листьями. Священник нашел в молодой девушке душу, расположенную к продолжительным грезам; он, без сомнения, толкнул ее на путь мистицизма, размышления и созерцания. Пресвятая Дева, без сомнения, была излюбленным объектом молитв его духовной дочери: так объяснял я себе ход бреда больной. Ее необыкновенные сновидения, как видно, показались ее духовнику делом Пресвятой Девы: разве не коралловые четки вызвали их? Могло ли быть не божественным влияние этого предмета благочестия, освященного святой рукой величайшего из современных пап? Соединяя, таким образом, во сне души молодых людей, Пресвятая Дева выказывала свое особое к ним участие и этим ясно выразила, что желает их союза.
Это же раскрыло мне и смысл галлюцинаций m-lle Франшар: оказываясь принуждаемой поступать наперекор тому, что ей представлялось волей Пресвятой Девы, бедная девочка жаловалась и просила прощения: ясно, что в ее верующей, правдивой и слабой душе должна была происходить жестокая борьба, на которую болезненно реагировал ее неустойчивый мозг.
Все эти соображения роились в моей голове в продолжение краткой мысленной молитвы аббата Жога. Окончив ее, он как бы очнулся и покраснел, увидев, что мой взгляд устремлен на его глаза.
— Я должен казаться вам очень странным, — сказал он с замешательством. — Я — старый священник, не знаю светского обращения и манер.
— Вы — хороший человек, господин аббат; а Бог, если Он существует, должен судить нас только по намерениям. Может быть, вы были неосторожны в глазах людей и, особенно, врачей. Те, кто насадил желудь в поле, а пшеницу посеял в лесу, ответственны за ваши заблуждения. Будьте спокойны. Я покидаю вас, так как хочу пробыть в эту ночь при больной; надеюсь, что произойдет спасительный кризис. Скажите мне все-таки еще одно, потому что мне важно это знать: что, Франшар благочестив?
— Да, господин доктор; но боюсь, что его благочестие подобно благочестию большинства людей его круга. Форма для них важнее сущности. Они воображают, что можно удовлетворить Бога, ходя к обедне, но не чувствуя себя обязанными молиться. Их тела в церкви, а души отсутствуют. Бог же не смотрит на тела!
— Можно ли надеяться, что страх за здоровье дочери и существование некоторой скрытой таинственной силы, как, например, вмешательство, приписываемое вами Пресвятой Деве, побудят его отложить свадьбу m-lle Франшар?
— Барон не верит в чудесные вмешательства, которые идут вразрез с его желаниями. Бог представляется ему чересчур рассудительным, чтобы не быть всегда одного мнения с ним. Пресвятую Деву он считает слишком мудрой, чтобы поддерживать молодых девушек, противящихся воле отцов. Увы! Ум у барона в таком же состоянии, как у большинства людей. Они измеряют бесконечную Премудрость своими собственными узкими, скудными мыслями, не имеющими никакого отношения к всеобъемлющим предначертаниям Божиим. Преходящее берется судить о Вечном! Нет, нет, барону недоступны глубокие мысли, идущие от Бога и могущие тронуть только души, избранные Его благодатью. Боязнь за здоровье дочери скорее на него подействует; но он уступит только наружно, примет вид человека, приведенного в отчаяние; скажет, что жертвует своей честью ради каприза больной, добрым именем своих предков — ради фантазий выродившейся их внучки; его доброта будет тяжелее его гнева, и я уверен, что m-lle Франшар покорится очень скоро.
— Значит, ничего не поделаешь?
— Я боюсь, что так!
— А г-жа Франшар?
— Баронесса очень кротка, добра, очень набожна. Она любит дочь и хотела бы видеть ее счастливой; но подчинится воле мужа. Она слаба и лишена энергии.
— Благодарю вас, господин аббат. Партия кажется проигранной; но я все-таки надеюсь.
— Да услышит вас Бог, сударь! — сказал священник, набожно перекрестясь.
Я простился с Франшаром и с доктором Дюссироном, которые не обратили никакого внимания на мой разговор со священником. Оба реакционера увлекались порицанием правительства и палат; они подзадоривали друг друга, и это облегчало им пищеварение. Приверженцы старины любят оппозицию такого рода. Их деятельность выражается в том, чтобы во время выборов записаться в какой-нибудь парижский комитет, который опубликует их имена и расшвыряет их деньги; ругать в частных беседах всех, кто стоит у власти, и поддерживать газеты с допотопным направлением. Но жить современной, народной жизнью, понимать нужды нашей эпохи и стараться удовлетворить их, не разрушая строя, дающего безопасность обществу, отдавать себе отчет в необходимых поправках и неотложных реформах, — все это менее интересно для них, чем автомобильная гонка. Консервативная партия во Франции утратила понятие о своей исторической роли и, по-видимому, старается поддерживать лишь идеи, наиболее справедливо осужденные.
Слушая бесполезную критику хозяина и моего коллеги, я не мог удержаться от этих размышлений, хотя не интересуюсь политикой. Я расстался с ними
