наполнить целую квартиру. Эти выделения, кажется, приводят нас в соприкосновение с состоянием вещества, совершенно отличным от того, к которому мы привыкли. Имеем ли мы право предполагать, что материальные тела могут выделять одни лишь запахи? Нет ли других выделений, еще менее заметных? Не может ли жизнь, причины которой ускользают от нас, истинная сущность которой является для нас тайной, иметь влияние даже на неодушевленные предметы?
Наша собственная личность, наши мысли, чувства, словом, все, что составляет нашу индивидуальность, составляет ли неподвижный центр? Не исходит ли из нее каких-либо лучей? Было бы слишком невероятно, чтобы такой могучий источник энергии, как живое существо, производил бы меньшее действие, чем кусок мускуса. Весьма правдоподобно, что предметы, находящиеся долгое время в соприкосновении с нами, пропитываются некоторой эссенцией, слишком тонкой, чтобы обыкновенный человек мог постоянно чувствовать ее, но ощутительной для людей с более тонкой организацией.
Кроме того, разве не проверен этот факт? При этой мысли я встал, пошел взять из моей библиотеки книгу Дентона: «The Soul of Things» («Душа предметов») и принялся читать необыкновенные факты, о которых серьезно рассказывает американский писатель. Описанный у него субъект как бы находил память у материальных предметов: на них оказывались запечатленными образы событий, происходивших вокруг, и по острию каменной стрелы он узнавал доисторического ремесленника, который ее обделывал; современный мамонту охотник, который прилаживал ее к куску дерева, появлялся в свою очередь, бродя по лесам из необыкновенных деревьев и преследуя неведомых животных, от которых он едва только начинал отличаться.
Потом я пробежал подробные отчеты об опытах, произведенных Рише, Лоджем, Ходжсоном, Миерсом и другими над госпожой Пайпер. Эти опыты, по- видимому, доказали существование особой чувствительности у этой дамы. Какая-нибудь драгоценность вызывала у нее образ тех, кто ее носил; взяв ее в руки и как бы разбирая таинственные надписи, она описывала характер и главнейшие события из жизни ее прежнего владельца. Взгляд этой женщины, казалось, пронизывал завесу, разделяющую миры.
Был ли Леир чувствителен к этим таинственным влияниям? Не подействовало ли, без его ведома, на его ум нежное благовоние, которым были пропитаны коралловые четки, и не оно ли нарисовало ему в видении место, где жил тот, кто молился, перебирая их своими благочестивыми руками? Не заключается ли именно в молитве, акте, концентрирующем мысли и обнаруживающем желание, особенно сильное и энергичное влияние? Так блуждали мои мысли; я дошел до того, что стал приписывать обыкновенным четкам, которые нашел Леир, всевозможные чудесные свойства и таинственную власть.
Но маятник устремился в противоположную сторону: я начал улыбаться над собственным легковерием. Несколько недовольный собой, я вышел на свою ежедневную прогулку.
Однако, приключению Леира было суждено, раз вмешавшись в мою жизнь, увлечь меня, против воли, к необыкновенным умозаключениям. В самом деле, на другой день мой странный пациент опять пришел ко мне; была половина восьмого утра.
— Я пришел рано, — сказал он, — потому что в четверть девятого уже должен наблюдать за практическими работами. Я позволил себе побеспокоить вас, так как приношу новую подробность, которая вас может заинтересовать. Я проник за решетку. Вы дали мне превосходный совет.
— А! — сказал я с некоторым любопытством. — Расскажите мне это.
— Вот что со мной произошло. Мое сновидение опять возобновилось нынешней ночью. Дойдя до решетки, я пожелал пройти ее. Я тотчас же очутился по ту сторону и не заметил, каким способом переправился через ограду. Это произошло мгновенно. Тогда я направился к дому и по хорошо содержанному парку дошел до террасы, идущей вдоль фасада дома. Я поднялся по широкой лестнице в семь ступеней. Терраса имеет около четырех метров ширины; длина ее равна приблизительно двадцать одному метру. Она обнесена каменной балюстрадой, на которой стоят вазы из разрисованного фаянса. В этих вазах, с голубыми узорами по белому фону, растет красная герань. По фасаду имеется семь окон, а с каждой стороны входной двери — по три.
Но со мной произошло что-то странное; я мог управлять собой до самой террасы без малейшего затруднения; придя же туда, оказался принужденным гулять между окном, о котором я вам так часто говорил, и дверью. Напрасно было мое твердое желание перейти эти границы; я чувствовал то непреодолимое сопротивление, с которым я теперь уже освоился. Я продолжал эту прогулку до тех пор, пока не проснулся; я сосчитал шаги, которые надо было сделать, чтобы дойти от средины террасы до конца, и это позволяет мне сообщить вам о ее размерах. Я сосчитал фаянсовые вазы, украшающие балюстраду: их восемь. На террасе были тростниковые стулья и кресла; три стула и два кресла. На одном из последних лежала книга: я хотел ее перелистать, но не смог. Рука моя не испытывала ни малейшего ощутительного сопротивления, и мне казалось, что пальцы проходят сквозь книгу. Вместе с тем, я чувствовал, что хожу по полу, оказывающему сопротивление, и наблюдал невещественность только по отношению к предметам, которых касался. Мои осязательные ощущения, однако, не вполне исчезли, так как я воспринимал очертания предметов; но они не имели для меня никакой материальной реальности, являясь как бы призрачными. Я отдал себе в этом отчет, когда беспрепятственно прошел сквозь кресло и балюстраду; миновав последнюю, я оказался висящим в воздухе; я подумал, что сейчас упаду, и внезапно проснулся: я еще дрожал. Сердце сильно стучало, и я боялся, что оно разорвется. Холодный пот выступил у меня на лбу, и я так взволновался, что мне сделалось дурно. Умоляю вас, доктор, избавьте меня от этих кошмаров, которые, в конце концов, делают меня серьезно больным.
— Не преувеличивайте. Я должен вам сказать откровенно, что не знаю никакого верного лекарства, чтобы избавить вас от такого состояния. Я мог бы попробовать давать успокоительные и наркотические средства: но не смею утверждать, что они вас вылечат. Зато могу вас уверить, что продолжительное употребление их приведет к серьезным неудобствам. Я мог бы попытаться лечить вас психотерапией; тут больше шансов на успех; но не вижу к тому
