иллюстрирующую как бы это могло смотреться.
Вывод 5. Рассказы про 5, 10, 17 бойцов, погибших на каждом метре Невского Пятачке простительны были писателю Лукницкому — он первый ляпнул таковое про 17 человек на метр. Но уже тогда ему указывали на бредовость этой фразы. Однако он писатель, не историк. Вот когда люди, величающие себя историками такое говорят — это показывает, что историки не владеет арифметикой за 3 класс…
Сейчас всякая парахта может гадить на могилы. Рассказывать про бессмысленные и никчемные потери с десятками нулей, воспевать Великогерманских освободителей и плевать в гнусных совков. Делается все это с вполне отчетливой задачей — нас готовят к употреблению, "опускают". Мы должны понимать, что наша история мрак и грязь, наши предки дураки и падаль и все у нас всегда было плохо. Чтоб мы не сопротивлялись, когда нас будут в очередной раз покорять. Сломанного морально, не уважающего себя, униженного гораздо проще обобрать и поиметь. Именно для этого работают неустанно естореги.
Наша задача — помнить, что было на самом деле. И не становится теми идиотами, что радостно поливают сами себя любезно выданным подлецами говном.
От себя замечу, что копаясь в информации по Невскому пятачку такого нашел, что теперь понимаю, насколько наши предки были толковее и храбрее нас. Если читатели не против — потом здесь размещу несколько описания ряда совершенно фантастических с нынешней точки зрения Поступков защитников моего города.
Вот как этот, например:
А в начале декабря произошел случай, уникальный по любым меркам. Т-34 из 107-го танкового полка, находясь на острие атаки, подорвался на мине у переднего края немцев. Пришедшие в себя танкисты разглядели неподалеку еще пару замерших "тридцатьчетверок" (третья горела). Помощи ждать не приходилось. Немецкую пехоту несколько раз отгоняли пулеметным огнем. К ночи бой стих, и экипажу удалось осмотреть повреждения танка снаружи. Левая сторона оказалась сильно повреждена: оторван ленивец, разбиты ведущее колесо и один из катков. Справа просто разорвало гусеницу. Связь со штабом отсутствовала. Наводчик орудия Логинов предложил товарищам остаться в танке и поддержать своих огнем при повторной атаке. Стрелок-радист Юденко и получивший ранение механик-водитель Котов согласились. Ночью неподалеку велась стрельба, но к танку никто не подходил. Как потом выяснилось, командир полка послал группу из трех человек выяснить судьбу экипажа, но они наткнулись на немцев, пришедших с теми же целями. Поскольку танкисты никак не отреагировали на стрельбу, разведчики сочли их погибшими, а немцы приняли бойцов за отходящий экипаж и тоже потеряли интерес к подбитой машине.
В итоге насквозь промороженный танк простоял перед вражеской линией обороны 77 часов! У трех танкистов не было ни еды, ни воды. На третью ночь экипажу удалось закончить ремонт одной гусеницы, и наутро они предприняли попытку вернуться к своим. На рассвете дизельный двигатель прогрели факелами. Когда же он завелся, Логинов открыл стрельбу в упор по блиндажам и орудийным позициям (он успел хорошо изучить их расположение). А поскольку у немецких орудий в столь ранний час даже не было расчетов, танкист безнаказанно перестрелял их, как мишени в тире. Наконец двигатель прогрелся, и механик-водитель стронул танк с места. Обратный путь длиной всего в полтора километра занял несколько часов. С нашего переднего края заметили странное движение танка зигзагами и, поняв, что происходит, вызвали заградительный огонь по траншеям противника. После возвращения к своим танкистов наградили орденами. Удача не покинула их и позже: все трое продолжили воевать и встретили Победу.
А вот интересный кусок на тему того, что тонули четыре лодки из пяти. Это к слову тоже миф, потому как бесконечного запаса лодок в Ленинграде не было. И переправы обеспечивали одни и те же люди — об этом уже я писал раньше. Вот еще одно свидетельство:
"Все наши пристани переправ правого берега Невы находились под наблюдением противника, а следовательно, под хорошо скорректированным артиллерийско-минометным огнем. Зеркало воды дополнительно простреливалось, прошивалось фланговыми пулеметными огнями справа из района Арбузово и слева из района 8-й ГРЭС. Старший лейтенант Айзенштад, не теряя времени даром, ввел меня в обстановку. Докладывал он грамотно, четким военным языком: — Прямо перед нами Московская Дубровка, от нее остался только разбросанный кирпич. Передний край противника проходит: северная окраина Арбузово, далее по дороге в направлении северо-западная окраина 1-го Городка и упирается в урез невской воды. Его основные опорные узлы: [39] на правом фланге — Арбузово, на левом — 8-я ГРЭС, в центре между песчаными карьерами просматривается перекресток грунтовых дорог, мы его называем "пауком" — он отлично пристрелян противником и нашими артиллеристами и минометчиками, все стараются его обойти. В центре, в направлении "паука", наступает 20-я стрелковая дивизия полковника Иванова, на правом фланге виднеются остатки Арбузово, за его северную окраину ведут бои части 265-й стрелковой дивизии полковника Буховца.
Наша 86-я стрелковая дивизия на левом фланге, прямо против нас, наступает в направлении 1-го Городка. С соседних пристаней началась переправа. Отдельные лодки проскакивали пятисотметровое расстояние за 10–12 минут. Противник почти каждую лодку брал в огневую вилку. Снаряды и мины разрывались то сзади, то спереди, то справа, то слева. — Пора и нам переправляться, — сказал старший лейтенант. Он окликнул кого-то в сгустившейся темноте. Появился пожилой боец. Гимнастерка топорщилась на его сутулых плечах. Было видно, что раньше ему не доводилось носить военную форму. Сверкнув стеклами очков в позолоченной тонкой оправе, боец произнес приятным голосом: — Товарищ полковник, прошу минут пять-шесть повременить. Гитлеровцы люди аккуратные. Стреляют по графику. Сейчас ведут огонь по второй переправе, а мы с вами в районе четвертой переправы.
