овчины, которые и летом, и зимой лежали в прихожей. Сначала он даже хотел пожаловаться, но Анюта сказала, что они еще легко отделались: лучше остаться без рукавиц, чем без головы!
Позже он обо всем рассказал Михаилу Ильичу: и о револьвере, и о табаке, и даже о рукавицах – все, как было. Его друг на это только кивал: дескать, у детей всегда есть ангел-хранитель, и тем более сильный, чем беспомощнее ребенок!
– И как ты думаешь, что бы они сделали, если бы обнаружили…
– Что бы сделали? Конечно, не стали бы даже смотреть, стреляли из него или нет. В таких случаях не затрудняют себя лишними расспросами. Задержи они тебя – хотя они не могли этого сделать, так как им некуда вести арестованного, – я бы не смог ничем помочь, даже если бы поручился за тебя собственной головой.
Когда отряд красногвардейцев уже ушел, Ребмана вдруг осенило:
– Удивительно, как им удалось проникнуть в дом через железные ворота, забаррикадированные, к тому же, четырехметровой поленницей. Здесь что-то не так – их точно кто-то впустил.
– Ясное дело, кто-то им открыл, – смеется Анюта. – И точно так же происходит во всех других домах.
Ребман посмотрел на нее так, словно перед ним была ядовитая змея:
– Но как же, неужели это вы?..
– Нет, то есть не собственноручно. Это сделал дворник, он ведь на нашей стороне, и не он один. Думаете, ваша самооборона что-нибудь могла бы сделать? Мы ведь вот уже неделю, как заперли ваш арсенал, со всеми «кольтами» и «смит-вессонами», со всей амуницией. А ключ «потерялся»…
– И где же он теперь?
Молодая, хорошенькая голубоглазая девушка улыбается, как школьница, спрятавшая мел от учителя:
– «Товарищи» его снова «отыскали», ключ оказался прямо в дверях. Оружие им пригодится, они уж сумеют им воспользоваться получше вашего.
Тут улыбка сошла с ее лица, и она подняла указательный палец:
– Петр Иваныч, благодарите своего Бога за то, что в этой квартире не все придерживаются вашей веры! Мне просто стало жаль вашей невесты.
Ребман, как только что свалившийся с Луны человек, пролепетал:
– Откуда вам о ней известно?
И вновь та же улыбка озарила лицо Анюты:
– Нам известно все! Ничего не утаите!
– Но как же?..
– И то, что вы в квартире храните табак! Могу дать вам совет: увозите его отсюда, чем скорее, тем лучше. То же касается и револьвера. С новой властью шутки плохи. Спекулянтов, нелегальных торговцев и им подобных мы поставим к ближайшей стенке. С вами это тоже вполне может случиться. Доносить на вас я, разумеется, не стану, я не служу осведомителем. Только поэтому я вас и не выдала. Но скажу одно: убирайте отсюда все свое хозяйство. Если вас с ним поймают, то никакой Михаил Ильич не поможет – тогда вам конец.
У Ребмана глаза, как мельничные колеса:
– Михаил Ильич, говорите?
– Да-да. Мы его тоже знаем, как и то, что вы с ним друзья. Я ведь вас несколько раз видела в кружке.
– Как, и вы тоже там оказались?
– Оказалась? Да я там постоянно бывала, хоть и не афишировала этого.
– Так почему же вы нынче не с ними? – недоверчиво поинтересовался Ребман. И продолжил с понимающей гримасой: – Ах, прекрасное дитя, ведь они слишком опасны!
Но барышня ни на минуту не выпускает поводьев из рук. Ледяным тоном она ответила:
– А кто вам сказал, что я нынче не там? Я там все время, и днем, и ночью, пусть не прямо на улицах, где мне в настоящее время делать нечего. Однако в остальном… Знаете ли вы, что я…
– Анюта! – попыталась остановить ее старшая сестра, как раз вышедшая в коридор.
Но младшая только смеется:
– Теперь я могу все сказать, этот револьвер уже ни для кого не опасен…
И она достала его из своей сумочки. Это был револьвер Ребмана:
– Я его взяла к себе из предосторожности. Хотите, верну?
– Что, это действительно мой?
– Глядите сами.
Ребман взял оружие. Осмотрел его со всех сторон. И вдруг сказал:
– Да, но в нем недостает…
