Ребман громко позвал его два-три раза.
Никакого ответа.
Тогда он пошел через весь двор, мимо дровяного склада, каретного сарая к флигелю, где жила прислуга: пусто!
По восьми ступеням он поднялся на верхний этаж:
«Что это со мной, я ведь не пьян? Это же их дом – но на дверях значится…»
Он позвонил.
Молодая, черноволосая пигалица с папиросой во рту наполовину приоткрыла дверь:
– Вы к кому, товарищ?
Ребман по-господски ответил:
– К хозяевам, которые здесь проживают!
– Это мы! Что вам нужно?
Ребман изменил тон:
– Убедиться, что я не пьян и в своем уме.
Чернявая оглядела его с головы до ног. Потом прокричала в глубину квартиры:
– Эй, Маша, выйди-ка посмотри, тут пришли!
Появилась еще одна, вульгарная крашеная блондинка:
– Ну что еще?
– Он не знает, что произошло, этот мистер буржуй. Мир перевернулся, пока он спал. Теперь он, видите ли, проснулся и не хочет верить своим глазам!
С этими словами перед самым носом у «будущего хозяина этого красивого и большого дома» захлопнули дверь.
Тогда он снова спустился вниз. Осмотрелся. Увидел жену Афанасия, которая стояла перед окном кухни в нижней квартире. Крикнул ей через весь двор:
– Где Афанасий?
Вместо ответа она затворила окно.
И тут Ребману начало становиться не по себе. Он снова побежал в дом. Внизу в подвале был слышен стук молотка. Афанасий сбивал ящики. Когда он увидел Ребмана, то приложил палец к губам:
– Тсс!
Ребман теперь уже не на шутку испугался:
– Что здесь творится? Почему наверху чужие люди и где?..
Дворник молча пожимает плечами. Только когда Ребман протянул ему красные керенки, которых Афанасий, впрочем, не взял, он сказал:
– Вы что же, не знаете, что случилось?!
И когда он увидел, что Ребман действительно ничего не знает, рассказал:
– Это было позавчера. Тут расквартировали чужих людей, они пришли с бумажками, так, мол, и так, – и разместились в доме. Я еще сказал Карлу Карловичу, чтоб он вел себя потише, так ему и сказал: «Не шумите, потому что с этими новыми шутки плохи!» Но Карл Карлович – мы же знаем, каким он был…
– Что ты говоришь, «был»?!
– Да, Петр Иваныч, был! Он начал требовать, чтобы все убирались и не хотел никого впускать, даже угрожал, что спустит всех с лестницы. Тогда они позвали комиссара. Что произошло потом, я узнал уже от других. С их слов, когда комиссар назвал его «товарищем», Карл Карлович заорал в ответ: «Я тебе не товарищ, подонок ты эдакий!» И тут раздался выстрел.
– А… а все остальные что: Евгения Генриховна и вся семья?
Дворник снова пожимает плечами:
– О них я ничего не знаю. В доме из господ никого не осталось.
Ребман отправился домой и немедленно позвонил Михаилу Ильичу: описал все что произошло и спросил, не может ли тот навести справки об этой семье?
Ильич, как всегда спокойно, ответил, что попытается, но обещать ничего не может.
Тогда Ребман начал приставать к Анюте. Не дает ей покоя, каждую минуту стучится: не узнала ли еще?
Пока однажды поздно вечером старый друг не вызвал его к себе.
Они поболтали о том о сем. Выпили чаю. Михаил Ильич спросил Ребмана, не слышал ли тот чего о членах их музыкального кружка: в последнее время ему было не до визитов.
