препятствия, и устроенные им плантации представляют хорошее доказательство его знания дела. Некоторые из деревьев сеются прямо в землю, а затем пересаживаются; для других, более нежных, применяется следующая система. Бамбук или род камыша
Для плантации земля приготовляется вспахиванием глубиною от 7 до 8 дюймов. Прежде полагали, что один раз вспахать землю было достаточно, теперь же нашли лучшую систему: земля, назначенная под плантацию, отдается внаем фермерам под пшеницу на 1 или 2 года, за что фермеры платят по 4 шилл. 6 пенс. за акр в год. Таким образом, плантатор леса за вспахивание не только ничего не платит, но получает еще деньги за наем, и земля после двухгодовой обработки делается более пригодною для посадки деревьев, чем была в своем девственном состоянии.
Прежде деревья сажали в 16 фут. друг от друга, что, однако же, требовало подрезания ветвей, теперь их сажают в расстоянии от 6 до 8 фут., вследствие чего подрезание ветвей делается ненужным. Расходы всякого рода по первоначальному устройству плантации и забота о деревьях в продолжение первых двух лет стоят около 3 фунт. стерл. за акр. Г. Браун убежден, что лес достигнет полного роста через 30 лет и будет иметь тогда ценность 100 фунт. стерл. за акр.
Правительство Южной Австралии очень интересуется насаживанием леса в колонии, и парламент вотирует ежегодно 300 фунт. стерл. для даровой раздачи молодых деревьев, что дает возможность г. Брауну раздавать ежегодно по 300 тысяч дерев. В продолжение последних пяти лет 1 200 000 деревцев были розданы таким образом; кроме того, правительство колонии платит по 2 фунт. стерл. премии за акр успешно разведенной плантации.
Просматривая австралийские газеты, которые были присланы редакциями двух главных газет в Аделаиде на пароход для пассажиров, и прислушиваясь к разговорам новых наших спутников из Аделаиды в Мельбурн и Сидней, мне нетрудно было угадать, какие вопросы выступили за последнее время на первый план. Это было для меня тем более возможно, что, прожив около семи лет в Австралии, я всегда следил с интересом за общественною жизнью и главнейшими происшествиями в австралийских колониях, а мое пребывание в Европе было сравнительно короткое.
Очень много толковали о совещаниях «имперской конференции», которая продолжала заседать в Лондоне, но никто здесь в колониях не придавал ей большого значения, и большинство очень критически относилось к ее деятельности. Разумеется, в таких случаях угодить всем бывает очень трудно. Между тем как воинственно настроенные австралийцы были довольны, что вопрос об обороне Австралии занимал в прениях конференции видное положение, более мирные считали это ошибкою. Один из представителей последней группы как-то в кают-компании, бросив на стол прочтенную им газету, разразился следующим монологом: «Спорят они (члены имперской конференции) там, где следует строить крепости: в Альбани, в Порт-Дарвине или в Торресовом проливе, а никто и не подумает поднять вопрос, чтобы по крайней мере главнейшие законы были бы у нас те же в разных австралийских колониях. А то, что в одной колонии запрещено законом, закон соседней разрешает, санкционирует. Не глупо ли, — продолжал он с азартом, — подобное положение дел? Хочет человек жениться на сестре умершей жены — если он живет в Сиднее, закон это не дозволяет, и ему приходится съездить в Мельбурн, где он может вступить в брак сообразно желанию и с полнейшей санкцией закона». Ему стали возражать, что этот закон о браке с сестрой умершей жены (закон, о котором было наговорено очень много в Англии и в колониях) представляется сравнительно с вопросом об обороне колоний очень незначительной важности и т. д. Но речи, произнесенные на конференции, содержание которых было передаваемо телеграфом, производили здесь немного действия, так как у всех было убеждение, что все ораторство членов конференции не может нисколько связать колониальные правительства1. Совершенно иначе относилось большинство людей, которых мне на этот раз пришлось встретить в Австралии, как только разговор касался китайцев. Здесь индифферентное выражение мнения заменялось сейчас же очень определенным приговором и в большинстве случаев очень ожесточенными нападками на колониальные правительства, что они допускают вообще приезд «желтолицых» в колонии.
Отношения белых с китайцами, которые в Австралии никогда не были нормальны, обострились в последние годы. Европейское рабочее население, не могущее конкурировать с китайцами относительно заработной платы, имея в Австралии значительное влияние на парламент, всевозможными мерами стало стеснять эмиграцию китайцев, наложив так называемую «poll tax», в 10 фунт. стерл. на каждого приезжающего; связало пароходные компании относительно числа китайцев, которых каждый пароход мог привозить в Австралию, назначив большие штрафы в случае неисполнения новых правил. Все это не помогло. Ежегодно китайцы прибывали, и китайские кварталы пополнялись. Китайцы, несмотря на разные несправедливости со стороны белых, мирно работают, довольствуясь сравнительно с европейцами значительно меньшей платой.
Озлобление рабочих классов европейского населения против китайцев доходит нередко до того, что насилия разного рода над китайцами стали обыденным явлением. Доходит до того, что среди белого дня жизнь китайца в главных городах Австралии не может считаться совершенно вне опасности. Я помню случай в одном из предместий Сиднея, когда совершенно безобидный китаец, продавец овощей, был смертельно ранен. Несколько уличных мальчишек и молодых людей, принадлежащих к классу людей, для которого в Австралии существует особенное название «larrikin»[312], преследовали этого несчастного сперва насмешками, затем бранью, затем комьями грязи, пока, наконец, булыжник, раздробивший китайцу череп, не свалил его. Тогда недалеко стоявший полисмен счел своей обязанностью позвать кеб и свезти раненого в больницу, где последний на
