расставаться с волосами: без них я буду уже не я, ужасная перспектива, когда и так уже лишился всего… Ни за что не откажусь от своих волос. Репортеры любезно не стали это записывать, но потащились следом, когда мы направились в следующий салон красоты. Мы пришли в торговый центр, у входа в который красовался большой плакат «„Дома Ланца“ – грандиозное открытие». Мы вошли, и мама твердым голосом рассказала, что со мной случилось, намекнув, что, если мне помогут, это станет отличной рекламой для салона, потому что прессу интересует моя история. И там согласились попробовать. Я села, откинувшись в удобном кресле, мою голову покрыли толстым слоем кондиционера и средства для выпрямления волос. Я просидела четыре часа, придерживая голову, пока три мастера со всей возможной деликатностью вычесывали из моей шевелюры колтуны. Было адски больно. Когда я больше не смогла терпеть, мы решили продолжить завтра. На следующий день я вернулась, и они занялись другой половиной головы. Скальп мучительно саднил, но я не позволяла им останавливаться. Еще через четыре часа пытки мои волосы снова стали гладкими и прямыми. Мама взяла в ладони мое лицо, посмотрела прямо в глаза и сказала:
– Вот это снова моя красавица-дочка.
Наконец-то я почувствовала себя собой. Я была страшно благодарна сотрудникам «Дома Ланца», о чем сообщила им не раз и не два, салон получил грандиозную рекламу на обложке местной газеты.
На следующий день прилетели Кромптоны. Дожидаясь, когда сядет их самолет, я нервно мерила шагами зону прибытия аэропорта. Когда они обняли меня при встрече, я заплакала. Мы сразу же отправились на «Хазану».
Пока мы шли к «Хазане», я слышала только, как Кристина повторяет:
– О нет. О нет…
Питер хранил молчание. Даже когда «Хазана» оказалась прямо перед ними, они не могли поверить своим глазам.
– Поразительно, что она не затонула, – сказал Питер, с изумлением глядя на меня – да уж, я и правда выжила чудом.
Мы сели в кокпите, и я в очередной раз пересказала всю историю. Я постаралась ответить на все их вопросы. Некоторые объяснения давались легко, зато другие задевали за живое, и, вопреки моей воле, из глаз снова лились потоки слез. Питер достал фотоаппарат и сделал много фотографий «Хазаны». Кристина явно была потрясена увиденным до предела. Я никак не могла справиться с эмоциями, и бесконечные потоки слез катились по щекам.
На «Хазану» пришла моя мама, я познакомила ее с Кромптонами. Увидев, как я расстроена и опустошена, мама переключилась в режим «фельдфебеля» и погнала меня в гостиницу отдыхать. Я вернулась с ней в гостиницу, оставив хозяев «Хазаны» наедине с их переживаниями.
Кромптоны договорились об отправке в Англию уцелевших вещей. Они предложили заодно отправить вещи Ричарда его семье, если я захочу, – то, что я посчитаю нужным. К этому времени я уже забрала с «Хазаны» почти все наши пожитки, но необходимость заново перебирать вещи Ричарда снова забросила меня на психологические «американские горки». Я очень старалась не вспоминать, когда он надевал ту или другую рубашку или шорты. Я не раз ловила себя на мысли: к чему вообще все это упаковывать? Но я не могла просто бросить вещи, ведь какие-то из них могли что-то значить для членов его семьи.
Пришлось вызвать полицию, потому что на Таити снималось с учета двое, а на Гавайях зарегистрировалась только я одна. Поскольку Ричард был британским подданным, пропавшим без вести в нейтральных водах, полиция должна была провести расследование. Они были добры ко мне, снова и снова задавая мне вопросы, но что-то не сходилось. Моя хронология событий не совпадала с их: время столкновения «Хазаны» с ураганом «Реймонд» не состыковывалось с последующими событиями. После старательных подсчетов и детального моделирования ситуации они наконец заключили, что я, должно быть, была без сознания двадцать семь часов, а не три, как я все время думала. Эта информация стала для меня очередным шоком. Двадцать семь часов? Неудивительно, что море было таким спокойным, когда я очнулась. Где было мое сознание и мой любимый в эти потерянные часы? У меня не было ни малейшего шанса спасти Ричарда. Я выпала из жизни больше чем на сутки. Это означало, что мое плавание продлилось на день дольше, чем я думала, и все-таки – с чьей помощью, Бога, Голоса, своей собственной? – я добралась до Гавайев. Голос был прав, это очередное доказательство того, что мне суждено было жить дальше. Но почему Голос не подсказал мне, что я была без сознания двадцать семь часов? И где был тогда Голос?
Пока мы с мамой упаковывали последние вещи Ричарда, в корпус «Хазаны» постучал человек с «Хокусеи Мару», японского исследовательского судна, притащившего меня на буксире в порт. Это он разговаривал со мной по громкой связи, а теперь протягивал мне напечатанное приглашение на прием, который вечером состоится у них на борту, он извинился, что отдает приглашение в последний момент, но отыскать меня оказалось не так-то просто.
В тот же день, позже, мы с мамой и Брайаном приехали на большой технический причал, где стоял «Хокусеи Мару». Поднявшись на борт, мы увидели стол, у которого распорядители встречали гостей: все мужчины в белых рубашках, женщины в вечерних платьях. Мы неуверенно замерли, мы-то пришли в повседневном, но тут прекрасно одетая женщина восточной наружности подошла и спросила, чем она может помочь. Я протянула ей пригласительный билет и сказала:
– Меня зовут Тами…
– О, Тами, Тами! – С очень взволнованным видом она протянула нам беджи с нашими именами.
– Прошу прощения, мы одеты неподходяще…
– Не важно. Вы прекрасны, прекрасно одеты. Пожалуйста, проходите.
