Тем не менее объяснения сработали. И то верно: в головах уральцев в восемнадцатом году могли и не такие идеи бродить. А после Гражданской войны еще и состоялась негласная амнистия: красных не преследовали, что бы они в годы войны ни совершили. Иначе страну пришлось бы залить кровью еще раз.
Да и зачем все это ворошить? Ни друзья нового режима, ни его враги нежных чувств к Романовым не испытывали.
А теперь о невозможном
Как мы уже говорили, дел на самом деле два. Первое – расстрел царя и царицы. Ничего выходящего из логики гражданской войны здесь нет. Наступление противника, леваки хотели свести счеты, пролетарские массы требовали «революционной справедливости», Урал не доверял центру (нужное подчеркнуть, можно все сразу). Расстрелы заложников и вообще классово чуждых при приближении противника – обычное дело. Ужасно? А вы чего от войны хотели?
Один из участников расстрела, чекист Никулин, впоследствии говорил: «Я считал, что если я попаду в плен к белым и со мной поступят таким образом, то я буду только счастлив». На той войне просто расстрел означал большую гуманность.
Но ведь есть еще и второе дело – и оно резко выламывается из логики событий. Кто принимал решение о расстреле остальных девяти человек, к делам бывшего царя совершенно непричастных? Никогда в жизни ни ВЦИК, ни Совнарком не утвердили бы приговор о казни членов семьи, и тем более несовершеннолетних (что по большевистским законам абсолютно недопустимо). В 1919 году Дзержинский, озверевший от измен военспецов, просил разрешения расстреливать членов семей изменников – не дали! А 1918 год – время куда более вегетарианское.
Организаторы казни, кстати, это прекрасно понимали, потому и врали Москве о семье, потому и в постановления ВЦИК и Совнаркома вошел только расстрел Николая.
Ну, а слуги и доктор Боткин и вообще-то были ни при чем.
Нет, если бы речь шла о героическом красном командире Хохрякове – тут вопросов вообще не возникает. От двадцатипятилетнего кронштадтского матроса можно было ждать чего угодно! Но образованные, политически опытные старые большевики – у них-то с какого перепугу проснулась классовая непримиримость до полного помрачения?
У них должен быть мотив, его не могло не быть. А то, что мы мотива не видим, – значит, плохо смотрим.
О чем вспоминали очевидцы
Давайте попробуем смотреть хорошо. Поищем странные, необъяснимые мелочи, зацепочки, оговорки. Вдруг да помогут?
Существуют две версии рассказа Юровского. Одна, с архивной ссылкой, была опубликована в 1989 году в журнале «Слово», вторая – из записи встречи старых большевиков в Свердловске. Обе похожи на подлинные. Друг другу они не то чтобы противоречат, но разночтения имеются. Единственное, что в этих двух рассказах полностью совпадает, кроме описания расстрельной команды, – это визит Голощекина и машина, которая должна была приехать в 12 часов ночи, но на полтора часа опоздала, поэтому операцию пришлось перенести на половину второго.
Итак, грузовик приехал, и Юровский пошел будить арестованных.
Боткин Евгений Сергеевич, лейб-медик семьи Николая II, сын знаменитого доктора Сергея Петровича Боткина.
Расстрелян вместе с царской семьёй
Демидова Анна Степановна, фрейлина императрицы Александры Фёдоровны. Расстреляна вместе с царской семьёй
Трупп Алексей Егорович (Труупс Алоиз Лаурус), полковник Русской императорской армии, камер-лакей (камердинер) Николая II, латыш по национальности, католик по вероисповеданию. Расстрелян вместе с царской семьёй и другими приближёнными
А Михаил Медведев вспоминает не про «подушечки», а про две большие подушки в руках горничной.
Момент первый. Зачем понадобились подушки? Неужели это те вещи, без которых нельзя провести половину ночи в комнатах первого этажа?
Итак, заключенные разместились. Дальше вошла команда, Юровский вроде бы что-то сказал, и сразу началась стрельба. Мог бы и ничего не говорить, кстати…
