месть.
Урага недолго засиживается за бутылкой в обществе подчиненного. У него есть важное дело, которое следует хорошенько осмыслить – в тишине, наедине с собой. Хотя он часто позволяет адъютанту принимать участие в своих преступных затеях, участие это ограничивается исполнением и дележом добычи. Деспот даже в злодействах, Урага оставляет разработку планов за собой, и хранит секреты даже от Роблеса. Теперь в мозгу его зарождается идея, которой он не намерен делится с сообщником до тех пор, пока не сочтет удобным или необходимым. Не то, чтобы он опасался предательства со стороны адъютанта – они слишком во многом и давно повязаны и способны слишком многое поведать друг о друге. Кроме того, Роблес пусть и наделен отвагой свирепого, звериного типа, не лишен одновременно и толики совести, напрочь отсутствующей у командира, и побаивается последнего. Ему известно, что Хиль Урага, стоит хоть раз его разозлить, не остановится ни перед чем, лишь бы наказать виновного, причем жестоко. Страх этот является источником власти, которую имеет над лейтенантом старший офицер, а также того, что получая значительно меньшую долю добычи от совместных их грабежей, Роблес вполне доволен, или, по меньшей мере, кажется таковым.
Урага, со своей стороны, имеет несколько причин не посвящать подчиненного в свои хитроумные планы. Одна из них кроется в странности его характера. Склад у него своеобразный, ему присуща обостренная до предела скрытность. Свойство это врожденное, или приобретенное, и он им гордится. Ему нравится пользоваться им при малейшей возможности: так вор и сыщик испытывают удовольствие от соревнования в ловкости, с которым не сравнится ни одна награда.
Только что полученные им от подлого погонщика мулов сведения настолько же неожиданны, насколько радостны, и приоткрывают перспективу большого успеха. Теперь полковник способен убить одним ударом двух зайцев: удовлетворить жажду как любви, так и мести. Но удар следует нанести метко. Нужно осмыслить все обстоятельства и принять меры предосторожности, дабы не только избежать провала, но и не допустить огласки, способной вызвать скандал, не говоря уж об иных опасностях.
И действовать нужно быстро, немедленно. Дело слишком деликатное, чтобы медлить, как в части замысла, так и в его исполнении. В общих чертах план уже брезжит пред его мысленным взором – почти с той самой минуты, как пеон закончил свой рассказ. Обдумать остается только детали, но это делать лучше в одиночестве, без помощи адъютанта.
Поскольку время дорого, Урага быстро заканчивает пирушку с подчиненным. Будучи отпущен, последний возвращается в казармы. Едва Роблес уходит, полковник снова садится и закуривает очередную сигару. Несколько минут сидит он молча, устремив глаза к потолку. На лице его блаженная улыбка. Человек неосведомленный мог бы решить, что офицер любуется колечками дыма. Однако на самом деле его занимают менее безобидные помыслы. Напротив, в мрачной улыбке угадывается нечто дьявольское. Урага обдумывает проблему, сочиняет коварный план, который уже в ближайшем будущем принесет зловещие плоды.
По мере того как сигара становится короче, уланский офицер приближается к решению. И когда она превращается в окурок, он выплевывает его, берет со стола колокольчик и звонит до тех пор, пока на призыв не откликается слуга.
– Позови капрала стражи!
Получив сей приказ, слуга удаляется, не сказав ни слова. Вскоре появляется солдат. Переступив через порог, он берет под козырек.
– Кабо, приведи ко мне заключенного.
Капрал уходит и вскоре возвращается, таща с собой индейца. Полковник приказывает унтер-офицеру оставить пленника наедине с командиром, а самому подождать снаружи, и прикрыть за собой дверь.
Оставшись с глазу на глаз с пеоном, который все еще недоумевает, почему оказался пленником, Урага возобновляет допрос и без труда выуживает из перепуганного туземца все, что нужно. Помимо прочего, он знакомится с расположением долины, в которой беглецы нашли временный приют: направление, расстояние, средства туда добраться. Короче говоря, все топографические подробности.
Индеец хорошо знаком с ними, способен точно описать, что и делает. Он слишком робеет в присутствии столь грозной особы, поэтому не смог бы солгать, даже если попытался. Но у него и мысли такой нет. У задающего вопросы и отвечающего на них сходная, если не одинаковая цель. Кроме того, благодаря новой порции агвардиенте кровь пеона подогрета, а язык развязан. Поэтому признания льются потоком. Мануэль повествует о жизни, которую ведут мексиканские изгнанники, а также их американские гости – выкладывает что знает, а это практически все. Как человек доверенный, свой, индеец имел возможность разнюхать все. Единственное, о чем он умолчал, так это о собственной истории любви к Кончите и катастрофическому ее окончанию по причине вмешательства техасского рейнджера.
Узнай об этом его слушатель, он был бы несколько озабочен, не говоря уж о других обстоятельствах, о коих ненароком проговаривается пеон. Обстоятельства эти касаются нежной связи между молодым прерийным торговцем и Аделой Миранда, они почти доказывают ее существование. Верит он им или нет, но Хиль Урага испытывает сильное потрясение, от которого кровь закипает в его жилах, а на лице появляется выражение такой мстительной злобы, что предатель-туземец жалеет, что обронил лишнее.
Но гнев Ураги направлен не на него – в том нет причины. Напротив, полковник намерен вознаградить доносчика, после того как тот окажет ему несколько услуг, для каковой цели и был задержан.
Когда перекрестный допрос наконец заканчивается, индейца снова передают под опеку капрала с приказом вернуть в тюрьму. В то же время
