подразделение всего из пяти десятков солдат, один взвод, но в колонне по двое оно растягивается, образуя внушительный строй, блеск которого бросается в глаза особо сильно благодаря контрасту с мрачным однообразием пустыни.
Этот воинственный облик заслуживал бы восхищения, будь речь об экспедиции против краснокожих разбойников прерий, высланной с целью покарать их за многочисленные преступления: список злодейств, свершенных над мирными жителями Чиуауа и Нью-Мексико очень длинный. Но понимая, что это не так, и зная об истинной цели их похода, наблюдатель воспримет это зрелище совсем иначе. Вместо восхищения он испытает отвращение, а взамен молитв за успех предприятия почувствует тревогу и от всей души пожелает ему провала.
А цель эта какая угодно, но только не достойная. Напротив, она зловеща – такой можно сделать вывод, подслушав разговор между парой, скачущей во главе отряда, в нескольких шагах от первой шеренги. Это вожак и его верный клеврет, негодяй Роблес. Речь держит Урага.
– Удивится ли наш добрый друг Миранда, увидев нас на пороге своего хакаля в обществе наших пятидесяти парней? А старый доктор, дон Просперо? Я уже представляю себе его очумелый взгляд из-под этих здоровенных очков, которые он носит. Думаю, они и сейчас у него на носу, да только упадут, как только их хозяин увидит флюгера на наших пиках.
– Ха-ха-ха! Вот будет умора, полковник! Но как вы думаете, окажет Миранда сопротивление?
– Едва ли. А было бы здорово.
– Почему вы этого хотите?
– Глупый вопрос, адъютант! Вам следует поглубже вдыхать свежий, прохладный воздух этой горной равнины. Он прочищает мозги.
– Однако, мой коронель, вы первый человек, кого я знаю, кто высказывает пожелание, чтобы арестант оказал сопротивление. Каррамба, я этого не понимаю!
– Арестанты мне ни к чему, по крайней мере, дон Валериан Миранда. До старика доктора мне дела нет. Живой или мертвый, вреда от него немного. А вот Миранду я предпочел бы видеть трупом.
– Ага, теперь я, кажется, понимаю.
– Стоит ему оказать хоть малейшее сопротивление, хотя бы вскинуть руку, я обойдусь с ним, как подобает.
– Но с какой стати? Ведь вы же можете поступить с ним так, как сочтете нужным: как с беглецом, мятежником?
– Тут вы опять выказываете несообразительность. Толстый у вас череп, теньенте, и плохой из вас советчик в деле, требующем тонкого подхода. А это как раз такое, тут нужно действовать в высшей степени аккуратно.
– Почему это?
– По нескольким причинам. Припомните, Роблес, что на этот раз мы идем на дело не с Рогатой Ящерицей и его размалеванными грабителями. У наших парней есть глаза на лице и языки за зубами. Если мы позволим первым увидеть что-то лишнее, вторые способны принести нам немало вреда. Если мы застрелим или зарубим Миранду, не оказавшего сопротивления, может разразиться скандал, который мне нелегко будет замять. Волны разойдутся по всей стране и достигнут центрального правительства, а оттуда вернутся в Нью-Мексико с силой, которая сметет меня. Кстати, амиго мио, эта промашка способна нарушить мой замысел сразу в нескольких аспектах, особенно в том, что касается ниньи и остальных, коих слишком много, чтобы перечислять. Разумеется, я убью его, если получу хоть малейший повод. Но если Миранда не станет драться, нам придется взять его живым, как и его гостей. Поэтому я и надеюсь на сопротивление.
– Думаю, ваши надежды оправдаются. Те двое американос – не из тех, кто покорно поднимает руки. Вспомните, как они сражались во время нападения на их караван, и как улизнули от нас позже. Это лихая парочка, которая едва ли окажет нам ласковый прием.
– И чем грубее будет прием, тем лучше. Именно этого я и хочу – все наши проблемы решатся разом. В противном случае, мне придется вносить в план поправки.
– Какие, полковник?
– Не сейчас. Я все расскажу тебе в свое время. Сначала давайте займемся тем, что ждет нас в ближайшем будущем. Если все получится, мы вернемся этой же дорогой вместе с женщинами в качестве пленниц. Если не повезет, с нами будут и мужчины, четверо. Большего пока вам знать не следует. Ни один из этих четверых не должен доехать до тюрьмы в Альбукерке.
– Вы собираетесь переправить их в другую тюрьму?
– Вот именно.
– Какую же?
– Темницу, из которой не существует способа сбежать. Стоит мне говорить, как она называется?
– Нет. Под ваше описание подходит только одна тюрьма – могила.
На этой произнесенной вполголоса фразе диалог подходит к концу. Негодяи скачут во главе своего отряда, далеко растянувшегося на марше. Звенья его напоминают позвоночник какой-то сверкающей змеи, подползающей к жертве, а двое впереди вполне способны сойти за пару торчащих ядовитых клыков.
