После командировки Илья улетел на почтовый круг. В Шаманке он вспомнил о просьбе Зубкова, забрал посылку. В Чечуйске первым делом отправился в больницу. Но пути зашел в магазин, купил банку компота Оводневу – вдруг увидит Варю? Заодно наладит отношения с охотником.
В приемной он получил у Воробьевой халат и, разглядывая таблички на дверях, пошел по коридору. В палате вместе с Оводневым было еще двое – Ленька Зубков и буровик Пахомов из Старой Елани.
– А, это ты, Илья! – удивленно приподнявшись с кровати, протянул Оводнев. – Спасибо, что зашел. И за вещмешок спасибо. Там у меня все осталось: бритва, сменное белье, документы – без них пропащее дело.
Чупров вытащил из сетки банку с компотом, огляделся по сторонам – тумбочка рядом с кроватью Оводнева была занята.
– А это ты зря, – нахмурился Оводнев. – Меня здесь как на убой кормят, скоро кровать подо мной провалится.
Но в голосе его Илья уловил другое. Оводнев хоть и хмурился, хоть и делал вид, что ему ничего не надо, а все же был доволен, что к нему пришел именно он, Чупров. И не просто пришел, а с передачей. Оводнев даже сделал попытку подняться, сдернув одеяло, раскрыв обтянутые полосатой пижамой ноги. К подошвам бинтами были привязаны деревянные дощечки.
– Да ты лежи, лежи, – остановил его Чупров. – Тебе, может, и двигаться-то нельзя.
– Вот это как раз можно, да не получается, – поглядывая на Илью, проворчал Оводнев. – Видишь, что они тут надо мной утворили? Ну прямо как в цирке. От этих дощечек ноги тянет, будто лампасы нашили. Ты давай не стой, присаживайся, рассказывай, как там у нас.
Больные окружили летчика, наперебой стали расспрашивать: кого видел, с кем разговаривал? Чупрова всегда удивляли подобные расспросы. Деревни одна от другой стоят за сотни километров, а жители знают друг про друга все, будто живут на соседних улицах. Оводнев, ревниво поглядев на своих соседей, недовольно проворчал:
– Ну что пристали к человеку! Подождите маненько, пусть отдышится. Он ведь с полета.
– На охоте все, еще не вышли из тайги, – стал рассказывать Чупров. – К ноябрьским праздникам, пожалуй, потянутся.
– А у нас кого-нибудь видел? – перебил его Пахомов. – Говорят, новые дизеля пришли. Как там ребята без меня?
– Не беспокойся. Без тебя дело не станет, – улыбнулся Илья. – Вертолетчики вахту завезли – все в порядке. А вот Зубкову посылка.
Илья раскрыл свой баул, вытащил оттуда увесистую кошелку. Зубков что-то благодарно промычал, проворно засунул в кошелку руку, пошарил внутри и, опасливо оглянувшись на дверь, вытащил банку с огурцами, а следом за ней – бутылку спирта.
– Молодец, послала! – радостно воскликнул он. – Всем бабам баба! Я ей в записке намек сделал: говорю, пришли бутылку водки, компрессы винные делать. Она, родимая, посмотрите, – Зубков поднял бутылку, – спирт прислала! А это же две поллитры! Степан Матвеич, командуй!
– Пахомов, следи за дверью, – распорядился Оводнев. – Сейчас лечиться будем.
Зубков стриганул по сторонам глазами, открыл тумбочку, вытащил бутылку из-под сока, на цыпочках подбежал к крану, налил полбутылки воды, вернулся к тумбочке и осторожно стал разбавлять спирт.
– Я тебе, Степан Матвеич, им позвоночник натру. Спирт, он ведь тепло дает и всяку заразу убиват, – поглядывая на Оводнева, ворковал он.
Первому поднес охотнику. Оводнев приподнялся на руках, поглядывая на дверь, подмигнул Чупрову. Но тут дверь хлопнула, и в палату ворвалась Воробьева. Комендантским взглядом она оценила обстановку и, крупно, по-мужски шагая, пошла на сближение с больными.
– Оводнев, что это у тебя? – вкрадчиво спросила она.
– Вода, Тамара Михайловна, таблетки запивать, в горле они, проклятущие, застревают, аж слезу вышибает.
Воробьева было успокоилась, но в руке у Зубкова увидила огурец. Ленька мгновенно спрятал его за спину, где уже находилась бутылка со спиртом.
– Так, – зловеще обронила Воробьева, – значит, таблетки запиваем?
Быстрым, почти неуловимым движением она повернула Зубкова, отобрала бутылку, по ходу (и когда только успела заметить!) взяла другую, и спирт забулькал в раковину.
– Пахомов, закрывай дыру ладошкой, – приподнявшись в кровати, скомандовал Оводнев. – Зубков, вычерпывай ложкой.
Лицо у Воробьевой покрылось красными пятнами.
– На мороз, на мороз вас надо выгнать, а не лечить, – зло сказала она. – Тут днями и ночами около них, а они, смотрите, что придумали! Что это вам, распивочная? Нет, хватит с меня, сейчас же иду к главврачу, пусть он с вами что хочет, то и делает.
– Сестрица, все лекарства на спирту делаются, вот мы и подумали, что ничего тут страшного нет, – заюлил Зубков. – Вы уж нас простите, мы больше не будем.
– Да вас не прощать, вас… – сверкнула глазами Воробьева. – Вишь че удумали – пить в больнице!
В палату зашла Варя. В белом чепчике, в белом халатике, ладная, легкая. Лицо строгое.
– Почему встали? – спросила она Зубкова. – Вам лежать надо. Тамара Михайловна, в чем дело?
– Посмотри, Варвара Алексеевна, чем эти голуби занимаются. Спирт откуда-то принесли!
Воробьева подозрительно уставилась на Чупрова. Чувствуя, что краснеет, Илья отвернулся к окну.
– Понятно! – обронила медсестра. – Мы ему как доброму товарищу разрешаем навещать больных, а он бутылки им таскает.
