Кристина вскочила, будто подкинутая пружиной, и с обезумевшими глазами взялась за дело. Шприц оказался пяти кубовым, наполненным на две трети. С венами у Кристины были проблемы, но при помощи жгута ей удалось отыскать одну на локтевом сгибе. Пока она, сидя на диване, вводила себе наркотик, спортсменка выключила свой сотовый телефон, и, убрав его, опять обратилась к Ольге:
— Ну что, не вспомнила?
— Иди на …, детка.
Выдернув пустой шприц и развязав жгут, Кристина швырнула их на диван, и, не обращая внимания на ручеек крови, струившейся по её руке, блаженно застыла. Глаза её стали влажными и стеклянными.
— Очень жаль, — вздохнула рыжая гадина, наблюдая за нею с большим вниманием. А потом опять обратилась к Ольге.
— Вставай, красавица, раздевайся.
Ольга неторопливо поднялась на ноги.
— До гола?
— Конечно. Надо определить, какой ты ориентации.
Ольга бросилась на спортсменку. Она рассчитывала на то, что та не успеет встать. А рыжей паскуде вставать и не нужно было. Отбив удар, и перехватив руку Ольги, она её заломила так, что Ольга с истошным рёвом согнулась. А потом рухнула на колени.
— Всё? Успокоилась? — поинтересовалась рыжая аферистка, держа её за запястья.
— Да, да! Пусти! Я всё поняла!
Спортсменка поверила. Отпустила. Ольга, вскочив, поспешно сняла кроссовки, юбку, блузку, бюстгальтер. Каждый из этих предметов рыжая мразь тщательно ощупала и швырнула на пол.
— Трусы снимай.
— Твою мать! А может, не надо?
— А может, тебя ещё мордой по полу повозить?
Досадливо морща нос, Ольга грациозно сняла трусы.
— Бросай на пол, распорядилась рыжая сволочь, — задницей ко мне поворачивайся. Нагнись. Расставь ноги. Шире!
Ольга повиновалась и замерла, сжав коленки пальцами. Её взгляд упал на часы, стоявшие на столе. Они показывали одиннадцать пятьдесят восемь. Ольга поняла всё. Она оказалась дурой. Осмотрев сзади её половые органы, рыжая извращенка вытерла пальцы блузкой, валявшейся на полу.
— Раздвигайте попу, мадам.
Кристина смущённо ойкнула. С ненавистью взглянув на неё, Ольга протянула руки назад, раздвинула ягодицы и иронично заметила:
— Я слону туда не давала. Как может дискета там уместиться?
— Фен туда пролезал, — вспомнила Кристина, не упустившая случая заглянуть подруге в задний проход.
Ольга промолчала. Так же оставив развратное замечание без внимания, чемпионка зачем-то взяла пакетик, после чего велела Кристине переместиться на подоконник, а Ольге — лечь на диван. Ольга улеглась голой попой кверху, твёрдо решив упорствовать, так как знала — время работает на неё. Она сохраняла спокойствие и тогда, когда рыжая тварюга плотно приматывала её к дивану скотчем, вынутым из пакета. Но когда из него был вынут затем паяльник, её спокойствие улетучилось.
— Это что? — поинтересовалась Кристина, сидя на подоконнике, — а, паяльник!
И замолчала. Оцепенение наползало на неё волнами — захлестнёт, откатится, захлестнёт.
От неистовых рывков Ольги клейкая лента больно врезалась в её руки, ноги, шею и поясницу, но не ослабла. Раздвинув пальцами её плотно сжатые ягодицы, рыжая палачиха ввела паяльник на несколько сантиметров. Он встал почти вертикально. Ольга панически заскулила. Размотав провод рыжая дрянь дружелюбно пощекотала её холодные пятки, и, отключив музыкальный центр, поднесла к розетке вилку паяльника. По красивому, сильному телу Ольги прополз озноб.
— Пожалуйста, не включай, — сладко пропищала она, — у меня — анальные трещины!
— Ну, так надо их запаять, — сказала, смеясь, рыжая садистка, однако вставила вилку только на половину, не допустив контакта. Облизав губы — Ольга предупредила:
— У меня слабое сердце. Если я сдохну, ты ничего не узнаешь. Давай решим вопрос без паяльника. Обещаю не врать!
— Кристина, открой окно, и высуни в него голову, — приказала спортсменка.
Кристина нехотя подчинилась. В комнату влился шум Ярославки. Посмотрев на часы, чемпионка вынула из пакета пачку «Вирджинии» и сказала Ольге:
— Говори внятно, коротко и правдиво.
Ольга соблюла все три пункта. Её рассказ был столь сжатым, что чемпионка едва успела выкурить сигарету. К концу рассказа бледное лицо Ольги несколько оживилось. В глазах её воцарился присущий им ледяной цинизм.