Собрание сочинений. Том 1. Революция

Ст. явилась одной из первых советских работ о фельетоне (ср.: Шафир Я. От остроты к памфлету. М., 1925; Журбина Е. О современном фельетоне. — Печать и революция. 1926. № 7). В 1927 г. под маркой ГИИИ вышел сб. «Фельетон» — сост. И. Груздева, Е. Журбиной, В. Сержа и Вл. Шкловского и предисл. Ю. Тынянова и Б. Казанского.

Крашеный экспонат

Впервые — Журналист. 1927. № 2. С. 31–32 (с подзаголовком «По поводу статьи Зорича „Я за краски“!»). Печ. по ГС, с. 68–75.

Ст. Зорича была посвящена вопросу о соотношении «художественного вымысла» и «фактов» в фельетоне: «Я лично являюсь сторонником свободного, беллетристичного изложения факта, даже в тех случаях, когда речь идет о конкретных людях и совершенно конкретных действиях этих людей, подлинные имена которых мы называем в печати. <…> Эти факты я имею право облечь в фельетоне в литературную форму <…> И мне кажется, что такой вымысел, такая литературная вольность, которые не искажают смысла фактов, излагаемых в фельетоне, — могут и должны в нем допускаться» (Журналист. 1926. № 11. С. 7). В спор о «красках» вступили М. Кольцов (солидаризировавшийся со Шкл.), А. Зуев, Н. Погодин, Г. Рыклин (Фельетон. С. 49–52). «Насчет красок ты прав, — писал Тынянов Шкл. — Зорич, если бы не писал в газете, был бы Чехонте» (722).

Бабель

Впервые — Леф. 1924. № 2. С. 152–155 (под назв. «Исаак Бабель»). Печ. по ГС, с. 76–84.

Ст. написана между янв. (публикация в «Лефе» рассказов Бабеля) и авг. 1924 г. (когда вышел № 2 «Лефа»). 24 ноября того же года Шкл. принял участие в диспуте «О героях Бабеля» (см. изложение его в записи Д. Фурманова: Литературное наследство. Т. 74. С. 594–595). В 1925–1926 гг. Шкл. перерабатывает данную ст. в одну из глав кн. «О современной русской прозе» (работа не окончена — это и вызвало появление авторского примечания в ГС). Отр. из этой ст. были напечатаны в «Нашей газете». 1926. 12 июня. № 133 (под назв. «Бабель. К выходу книг „Конармия“, „История моей голубятни“ и других»). Приведем наиболее интересные рукописные фрагменты, корректирующие в значительной степени ст. 1924 г.: «Литературные произведения Бабеля представляют собой небольшие куски прозы со слабо выраженным сюжетным построением. Вся установка их дана не на сюжет, а на факт, обычно на его жестокость или „неслыханность“, и на стиль, в узком смысле слова, на способ описания. Как сюжетные построения вещи Бабеля при всей своей миниатюрности включают в себя вводные эпизоды. Это не означает, что Бабель умеет в малом дать многое, наоборот, это означает, что в силу отсутствия сюжетного построения Бабелю и в малом слишком просторно. Ему нужны бесчисленные случаи, чтобы заполнить свою вещь. <…> Бабель не разнообразен в способе писать. Он выбирает материал, позволяющий ему применить полубиблейский и перегруженный стиль. В работе своим материалом Бабель неточен и не способен детализировать. Каждому писателю положен свой предел, но пределы красочного Бабеля особенно строго ограничены. < …> Попытаемся формулировать особенности бабелевского стиля. Романтический пафос, достигаемый употреблением нарядных слов и перечислением нарядных предметов. Введение в литературу ряда запрещенных тем и образов „низкого характера“. Включение этих образов в эмоциональные ряды, построенные иногда по образцу романтического Гоголя, и достижение этим расхождения смыслового и интонационного ряда во фразе. Своеобразный выбор романтических тем и персонажей, мотивирующих этот прием. Всем этим достигается двойственность восприятия вещи. <…> Хороший ли писатель Бабель? Хороший. Культурный. Талантливый. Но он поднимает вещи за один край. Его способ изображения напряжен и беден. Он вымощен восторгом и отчаянием. <…> Ему нужно одно: стилистическое художественное хладнокровие и раскрытые — на вещь, а не разорванные от крика — глаза» (75). Сходно оценивал Бабеля Шкл. и позднее: см. его выступление в редакции журн. «Настоящее» (Настоящее. 1928. № 6–7. С. 6), отзыв 1932 г. (с. 452–454), ст. «О прошлом и настоящем» (Знамя. 1937. № 11. С. 284).

Современники и синхронисты

Впервые — Русский современник. 1924. № 3. С. 232–237. Печ. по ГС, с. 85–96.

Положения этой ст. дискутировались в печати; Г. Лелевич связал выводы Шкл. с «идейным разложением» буржуазии (Гиппократово лицо. — Красная новь. 1925. № 1), Н. Осинский оспорил оценку рассказов Вс. Иванова, объяснив его сюжетные «парадоксы» «натуралистской манерой писать» (Литературные заметки. — Правда. 1925. 28 июля. № 170). Ст. Шкл. — как и произведения Б. Пильняка и Е. Замятина, также помещенные в «Русском современнике», вызвала резкий отзыв М. Горького, писавшего, в частности, А. Тихонову: «Как сторонник „формального метода“ Шк(ловский) все глубже погружается в нигилизм, в скучнейшее „мещанство“ — и все более плохо думает о том, что пишет» (от 23 окт. 1924 г. — Горьковские чтения. 1953–1957. С. 48).

Начатки грамоты

Впервые. — Леф. 1924. № 1. С. 151 (без назв.). Печ. по ГС, с. 97–99.

В первоначальном издании рецензия имела другое начало: «Пьеса эта уже была в Лефе удачно, хотя и вскользь, прорецензирована т. Левидовым в статье „О театре масок“. Но на моем столе она лежит еще неубранным трупом».

Точки над «и»

Впервые — Леф. 1924. № 1. С. 152–153 (без назв.). Печ. по ГС, с. 100–103.

Рец., по-видимому, явилась (несколько запоздавшим) откликом на ст. А. Горнфельда о формалистах и, в частности, — о «Письме к Роману Якобсону» Шкл. (Новое искусство и его идеология. — Литературные записки. 1922. № 2; Формалисты и их противники. — там же. 1922. № 3). По поводу этих