устроили торжественную церемонию, в которой принял участие даже глава уезда. Мне тогда было два года, я помню, как на околице под деревом гинкго расставили в ряд восемь квадратных столов, на каждый стол поставили кувшин с вином и больше десятка белых чарок. Глава уезда взял кувшин, налил вина и обеими руками поднёс дедушке чарку со словами:

— Подношу эту чарку вам, наш герой! Вы прославили жителей всего нашего уезда!

Дедушка неуклюже поднялся с места, вращая блёклыми глазами, потом выдавил:

— В-в-в-винтовка!

Я увидел, как он поднёс к губам чарку, его морщинистая шея вытянулась, кадык задвигался вверх-вниз, большая часть вина попала не в рот, а стекла по подбородку, а оттуда на грудь.

Помню, как дедушка вёл меня гулять по полю, а я тащил на поводке маленького чёрного пёсика. Дедушке больше всего нравилось смотреть на большой мост через Мошуйхэ, он стоял, держась за опору, и мог так простоять полутра или полдня. Я видел, как дедушка пристально всматривается в выбоины каменного моста. Когда гаолян подрастал, дедушка отводил меня в поле, ему нравилось местечко неподалёку от большого моста через Мошуйхэ. Я догадался, что это то самое место, откуда бабушка вознеслась на небеса, и этот ничем не примечательный клочок чернозёма пропитался её свежей кровью. В ту пору наш старый дом ещё не снесли, и однажды дедушка взял лопату и начал копать под катальпой. Он выкопал несколько личинок цикад и дал мне, я бросил их псу, тот надкусил, но есть не стал.

— Папа, вы что там копаете? — поинтересовалась мама, которая шла в общественную столовую[38] готовить еду.

Дедушка поднял голову и посмотрел на маму невидящим взглядом. Маму ушла, а дедушка продолжил копать. Он выкопал большую яму, обрубил больше десятка толстых и тонких корней, поднял каменную плиту и из маленькой печи для обжига кирпичей извлёк длинную жестяную коробку, изъеденную ржавчиной. При падении на землю коробка рассыпалась, внутри оказалась какая-то рваная тряпка, а в ней железная штуковина, покрасневшая от ржавчины, ростом повыше меня. Я спросил у дедушки, что это такое, а он ответил:

— В-в-в-винтовка!

Дедушка положил винтовку просушиться на солнце, а сам сел перед ней и то открывал глаза, то закрывал, то снова открывал и снова закрывал. Потом он поднялся, нашёл большой топор и начал рубить винтовку, а когда она превратилась в груду железа, стал раскидывать обломки, пока весь двор не был ими усеян.

— Пап, а мамка умерла? — спросил отец у дедушки.

Дедушка покивал.

— Па-а-а-ап!

Дедушка потрепал отца по голове, потом вытащил из-за пазухи короткий кинжал и принялся рубить гаолян, чтобы укрыть тело бабушки.

К югу от насыпи раздались звуки яростной перестрелки и крики «Бей их!». Дедушка потащил отца к мосту.

Из гаолянового поля к югу от моста выскочили больше сотни людей в серой военной форме. С десяток япошек забежали на насыпь, некоторых сразили пули, других прокололи штыком. Отец увидел, как командир Лэн, подпоясанный широким кожаным ремнём, за который заткнут пистолет, обходит горящий грузовик в окружении здоровенных охранников. При виде Лэна дедушка криво усмехнулся и встал при входе на мост с винтовкой в руках.

Лэн с гордым видом подошёл к нему и сообщил:

— Отличный бой, командир Юй!

— Сукин ты сын!

— Мы с ребятами малость опоздали…

— Сукин ты сын!

— Если бы мы не появились, тебе крышка!

— Сукин ты сын! — в третий раз повторил дедушка.

Дедушка направил винтовку на Лэна. Тот сделал знак глазами, и два дюжих охранника ловким движением выбили оружие из рук дедушки.

Отец поднял браунинг и выстрелил в задницу охранника, скрутившего дедушку.

Второй охранник пнул отца так, что тот повалился на землю, здоровенной ногой наступил ему на запястье, наклонился и забрал пистолет.

Отца и дедушку поставили рядом.

— Рябой Лэн, разуй свои собачьи глаза да посмотри, что сталось с моими братьями!

На насыпи по обе стороны от шоссе в гаоляновом поле лежали вповалку трупы и раненые. Горнист Лю прерывисто дул в трубу, а из уголков его рта и из носа текла кровь.

Командир Лэн сдёрнул с себя фуражку и, глядя на гаоляновое поле с восточной стороны от дороги, поклонился до земли, а потом развернулся в другую сторону и снова поклонился.

— Отпустить командира Юя и его сына! — приказал он.

Охранники отпустили дедушку и отца. Тот, в которого отец стрелял, стоял, прижав ладонь к заднице, и между пальцами у него сочилась кровь.

Лэн забрал у охранника оружие и вернул дедушке и отцу. Бойцы Лэна сплошным потоком пересекали мост. Они бросились к грузовикам и трупам япошек — забрать пулемёты, винтовки, патроны и магазины, а ещё штыки, ножны, кожаные пояса, сапоги, кошельки и бритвы. Несколько человек сиганули в реку, схватили живого япошку, прятавшегося за опорой моста, и выловили из воды труп того японского старика.

— Товарищ начальник, тут японский генерал! — крикнул один из офицеров.

Лэн обрадованно посмотрел и велел:

— Снимите с него форму и заберите все вещи!

Затем он обратился к дедушке:

— Командир Юй, до новых встреч!

Группа охранников окружила Лэна, и все они двинулись на юг.

Дедушка взревел:

— Стой, где стоишь, Лэн!

Лэн обернулся и насмешливо произнёс:

— Командир Юй, ты же не станешь стрелять мне в спину?

Дедушка процедил:

— Пощады не жди!

Лэн велел:

— Ван Ху, оставь командиру Юю один пулемёт.

Несколько солдат поставили пулемёт у ног дедушки.

— Грузовики и рис в них тоже ваши.

Солдаты Лэна перешли через мост, выстроилось на насыпи и двинулись вдоль неё на восток.

Солнце село. Грузовик догорел дотла, остался лишь чёрный остов, а от запаха сгоревшей резины можно было задохнуться. Чёрная речная вода стала красной, как кровь, а по всему полю рос красный, словно кровь, гаолян.

Отец подобрал с насыпи лепёшку, которая не развалилась, и дал отцу:

— Пап, съешь. Это мамка приготовила.

Дедушка сказал:

— Ты ешь!

Отец сунул лепёшку дедушке в руку.

— Я ещё найду.

Он подобрал ещё одну лепёшку и яростно откусил от неё кусок.

ЧАСТЬ II ГАОЛЯНОВОЕ ВИНО

1

Как гаолян дунбэйского Гаоми превращается в ароматное, дурманящее, сладкое, как мёд, но не вызывающее похмелья вино? Мама мне рассказывала. Она без конца наставляла меня, что это наш семейный секрет, который нельзя разбалтывать, и если я его выдам, то, во-первых, пострадает репутация нашей семьи, а во-вторых, если в один прекрасный день кто-то из потомков решит начать производство вина, то потеряет своё исключительное преимущество. В наших краях все ремесленники, обладающие особыми секретами, передают их своим невесткам, а не дочерям, это правило такое же незыблемое, как закон в некоторых странах.

Мать рассказывала: когда нашей семейной винокурней управляли отец и сын Шань, производство уже достигло определённого масштаба; тогдашнее вино хоть и было неплохим на вкус, однако далеко не таким ароматным, каким стало потом, и не

Вы читаете Красный гаолян
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату