Лифт дёрнулся, из-за сложных центробежных сил станции и ускорений пространство кажется неустойчивым. Она была уверена, что это просто движение.
— Я не уверен, что ты подразумеваешь под "хрупким", — сказал Джим.
— Мы на "Росинанте" с тех пор, как спасли её с "Доннаджера". Мы не проводили изменений в команде. Никакой текучки. Назови мне хоть один корабль, где такое было. Были рейсы, на которые "Кентербери" отправлялась с четвертью персонала в первой миссии. И…
Двери распахнулись. Они вышли и отошли в сторону, чтобы впустить другую парочку. Наоми слышала, как другие зашептались друг с другом, когда двери лифта закрылись. Джим был тихим, пока они возвращались к своим апартаментам. Когда он наконец заговорил, его голос был низким и задумчивым.
— Ты думаешь, один из них может не вернуться? Амос? Алекс?
— Я думаю, много чего произошло. При высоком ускорении у людей случается инсульт. Сок помогает, но это не гарантия. Люди, как известно, стреляют в нас. Так же мы были беспомощны на орбите. Ты ведь помнишь всё это, так?
— Конечно, но...
— Если мы кого-то потеряем, нас уже будет не треть от стандартного экипажа, а четверть. Добавь к этому потерю необходимых навыков.
Холден остановился, приложил руку к двери их апартаментов.
— Стой, стой, стой. Если мы кого-то потеряем?
— Да.
Его глаза были широко распахнуты и потрясены. В уголках глаз появились маленькие морщинки, свидетельствующие о беспокойстве. Она потянулась, чтобы разгладить их, но они не исчезли.
— Так ты пытаешься подготовить меня к смерти моей команды?
— Исторически говоря, люди почти на сто процентов смертны.
Джим начал что-то говорить, запнулся, открыл дверь в номер и вошёл. Она последовала за ним, закрыв за собой дверь. Она хотела к этому подвести, только не знала, как продолжить.
— Если бы у нас была полная команда, у нас было бы по два человека на каждой позиции. Если кого-то убьют или покалечат, другой займёт его место.
— Я не возьму ещё четырёх человек на наш корабль, не говоря уже о восьми, — сказал Джим, идя в спальню. Сбегая от разговора. Он не хотел уходить. Она ждала тишины, печали и беспокойства, что он разозлит её и ему придётся вернуться в комнату. Это заняло около пятнадцати секунд. — Мы управляем кораблем не как обычная команда, потому что мы не обычная команда. Мы получили "Роси", когда все в системе стреляли в нас. Корабли-невидимки взорвали под нами линкор. Мы потеряли "Кента", а потом Шеда. Нельзя пройти через всё это и просто быть нормальными.
— Что ты имеешь ввиду?
— Этот корабль — не экипаж. Мы управляем им как семья, а не как экипаж.
— Верно, — сказала она. — И это проблема.
Они посмотрели друг на друга через комнату. Челюсть Джима двигалась, на его языке застыли все "за" и "против". Он знал, что она права, но хотел, чтобы она ошибалась. Она увидела, что он понимает, что выхода нет.
— Хорошо, — сказал он. — Когда остальные вернутся, мы поговорим о том, чтобы провести несколько собеседований. Попробуем взять пару человек на миссию или две. Если они надлежащим образом освоятся, мы рассмотрим возможность их найма на постоянной основе.
— Хорошо, — сказала Наоми.
— Это изменит баланс на корабле, — сказал Холден.
— Всё меняется, — сказала она, обнимая его.
Они заказали синтезированную еду из индийского ресторана: карри, генетически модифицированный рис и текстурированный грибковый белок, который был почти неотличим от говядины. До конца вечера Холден старался быть весёлым, пытаясь скрыть свою неловкость от неё. Это не сработало, но она оценила его усилия.
После ужина они смотрели развлекательные каналы, пока не настало время комфортного ритма их дня, когда она выключила экран и потянула его к кровати. Секс с Холденом начался как захватывающая вещь ещё много лет назад, когда они впервые увидели, насколько глупыми могут быть капитан и старпом, спящие друг с другом. Теперь он был богаче, спокойней и игривей. И ещё приятнее.
После лежания на большом гелевом матрасе, разум Наоми начал странствовать. Она думала о "Роси" и Сэм, о книге со стихами, которую она читала, когда была девочкой, и о музыкальной группе, в которую её втянул один из старших инженеров на "Кентербери". Её воспоминания начали принимать сюрреалистическую путаницу снов, когда голос Джима почти разбудил её.
— Мне не нравится, что они ушли.
— М-м?
— Алекс и Амос. Мне не нравится, что они ушли. Если они попадут в беду, мы будем здесь. Я даже не могу просто запустить "Роси" и отправиться за ними.
— С ними ничего не случится, — сказала она.
— Я знаю. Я вроде бы знаю, — он оперся на локоть. — Ты действительно не волнуешься?
— Может быть, немного.
— Я имею в виду, я знаю, что они взрослые, но если что-то случилось. Если они не вернутся...
— Было бы тяжело, — сказала Наоми. — Вот уже много лет мы четверо всегда полагаемся лишь на одних себя.
— Да, — сказал Джим, а спустя мгновение продолжил: — Ты знаешь, кто та женщина, которую решил проведать Амос?
— Нет, не знаю.
— Думаешь, она его бывшая любовница?
— Я не знаю, — сказала Наоми. — Мне кажется, что она больше похожа на суррогатную мать.
— Хмм. Может быть. Я не знаю, почему я подумал о любовнице. — В полудреме произнёс он. — Эй, могу я задать неуместный вопрос?
— Если смогу ответить.
— Почему вы с Амосом не встречались? Я имею в виду там, на "Кенте".
Наоми засмеялась, перевернулась и положила руку ему на грудь. За всё это время даже после всех их совместных полётов ей нравился запах его кожи.
— Ты серьезно? Ты вообще обращал внимание на его сексуальность?
— Не думаю, что Амос и я должны это делать.
— Тебе лучше не забредать в эти дебри, — сказала Наоми.
— Хм. Окей. Я просто подумал, понимаешь. Как он ходил за тобой ещё там, на "Кенте". И он никогда не говорил об уходе с "Роси".
— Он остаётся на "Роси" не из-за меня, — сказала Наоми. — А из-за тебя.
— Меня?
— Он использует тебя как свою наружную, вторичную совесть.
— Нет, не использует.
— Это то, что он делает. Находит кого-то, у кого есть чувство этики и следует его примеру, — сказала Наоми. — Именно таким образом он пытается не быть монстром.
— Зачем ему пытаться не быть монстром? — из-за накрывающей пелены сна слова звучали нечленораздельно.
— Потому что он им и является, — сказала Наоми, её сознание постепенно затухало. — Вот почему мы ладим.
Через два дня
