— Пора, — мягко произнесла она. В голове всплыли кадры из фильмов и передач, где мать будит ребенка в школу. Из всего, что она когда-либо делала, нынешний момент больше всего походил на это, и она, вопреки собственной воле, им наслаждалась. — Филип. Мы можем идти.
Он распахнул глаза, но какое-то время, казалось, не мог проснуться окончательно. Он выглядел растерянным. Уязвимым. Таким юным. А потом его взгляд сфокусировался и он снова стал самим собой. Тем, новым, которого она не знала.
Они открыли входную дверь и шагнули наружу. Прохладный ветерок воздушной циркуляции в коридоре пах сыростью и озоном. Наоми всё ещё держала в руке недоеденную кузу, которой её угостил Карал. Она откусила кусочек, но та уже остыла, а соус застыл комком. Она выбросила остатки в корзину утилизатора, отгоняя пришедшую на ум непрошенную метафору.
Из двери вышел Цин. От него исходила угроза, а лицо приняло свое привычное сердитое выражение. Он выглядел старше. И суровее. Она грустила по тому парню, которого знала в юности. И по себе той, тогдашней, она тоже грустила.
— Готова идти, Костяшка? — спросил Цин.
— Да, чёрт возьми, — ответила Наоми. А он пристально посмотрел на неё, возможно, услышав в её словах нечто большее, чем простое подтверждение.
Корабль был простым транспортным скифом, таким маленьким, что казалось, удерживающие его причальные зажимы раздавят его тусклые бока. У него не было двигателя Эпштейна, поэтому почти весь трюм будет загружен ракетным топливом. Ему придётся "лететь на чайнике", на реактивной тяге, использующей вместо горючего перегретый пар реактора, и даже тогда солидный участок пути им придётся дрейфовать. Не намного лучше, чем автономные скафандры с охапкой кислородных баллонов, но со своей задачей справится. Наоми купила его подешевке, переведя деньги из своей доли "Росинанта" через два анонимных счета, один на Луне, второй на Ганимеде. Последним владельцем значился "Кооператив Сниженных Рисков Эдварда Слайта" — компания, не существовавшая до того, как появилась в регистрационных формах, и которой предстояло исчезнуть после того, как судно покинет док. При радиозапросе оно отозвалось бы как "Чецемока". В целом, это судно составляло примерно половину того, чем теперь владела Наоми, но ни в одном из документов её имя не упоминалось.
Казалось, этого было недостаточно. Казалось, слишком много. Она не знала, как это выглядит.
Филип ждал на площадке позади посадочной платформы, и она направилась к нему. Цин, Карал и Мирал держались в отдалении, давая им возможность побыть одним. Причалом служило арендованное пространство с красным счётчиком на стене, измеряющим минуты, оставшиеся до вступления в силу договора о передаче права собственности. Металлические и керамические стенки выглядели помутневшими из-за покрывающего их изоляционного материала, разрушающегося от постоянного излучения космической радиации. В воздухе воняло смазкой. Кто-то оставил на стене старый плакат — рассечённый круг АВП с половинками Марса и Земли, образующими круг. Не просто эмблема АВП, а эмблема её боевой части.
Когда-то они были её людьми.
Прибыли остальные. Джози и Старый Сэнди. "Крылья", как она его для себя окрестила. Женщина с неподвижным лицом, печальными глазами и без одного переднего зуба, которую Наоми прежде не встречала. Темнокожий мужчина с выбритой головой, покрытой паутиной багровых шрамов и хромотой от невылеченного ранения в ногу. И многие другие. Каждый из них кивал Филипу, проходя мимо, на лицах смесь уважения и снисходительности. Все они знали его лучше, чем она. Все они отправятся с ним, когда он улетит. Боль, возникшая в грудной клетке, в другое время могла бы вызвать у неё беспокойство. Но сейчас она знала, откуда та взялась.
На глаза наворачивались слёзы, но она поморгала, загоняя их обратно. Прикусила язык, чтобы остановить их совсем.
— Всё нормально? — спросил Филип.
Она рассмеялась, и сердце сжалось ещё сильнее:
— Нормально. Как только реестр обновится, можно составлять план полёта и отправляться.
— Хорошо.
— Есть минутка?
В его глазах что-то вспыхнуло, словно лёгкое беспокойство мелькнуло во взгляде. Спустя мгновение он кивнул и указал подбородком в сторону угла. Они пошли, а остальные расступились, давая им дорогу. Сердце Наоми колотилось, словно ощущая опасность. Она чувствовала его биение где-то в горле.
У стенки причала она остановилась. Филип повернулся к ней. Воспоминание о нём, о беззубом малыше, хватающем её палец с усмешкой, полной выразительной гордости, вдруг ворвалось в её разум и у неё ушло пару секунд на то, чтобы отогнать его.
— Я была рада повидаться с тобой, — начала она.
На какой-то момент ей показалось, что он не ответит, но потом он произнес:
— И я.
— Этот корабль, — сказала она. — Когда закончите, он твой, идёт?
Филип бросил взгляд на платформу за её спиной:
— Мой?
— Да, я хочу, чтоб он стал твоим. Хочешь, продай его и оставь деньги себе. Или пользуйся сам. Но он твой. И больше ничей.
Он наклонил голову:
— Ты с нами не поедешь?
— Я прилетела сюда не для того, чтобы снова вернуться в строй, — сказала она. И добавила, вздохнув: — А потому, что он сказал, что ты в беде. Я здесь только ради тебя. Чем бы он ни занимался сам, и чем бы он не заставлял заниматься тебя, я не могу участвовать в этом. Ни тогда, ни сейчас.
Несколько долгих секунд Филип не шелохнулся. Её горло перехватило так сильно, что она почувствовала, что не может вдохнуть.
— Понимаю, — ответил её сын. Её сын, которого она покидала снова и который возвращался к Марко и к жизни, которую тот собой воплощал.
— Твой отец не очень хороший человек, — вдруг вырвалось у неё. — Я знаю, что ты его любишь. Я и сама его когда-то любила, но он...
— Не надо оправдываться, — сказал Филип. — Ты сделала это для нас, и я ценю это. Ты решила, что этого достаточно, и это немного расстраивает, но он говорил мне, что, скорее всего, так и будет.
— Ты можешь уехать со мной, — она не собиралась этого говорить, но когда произнесла, то захотела этого всем сердцем. — Моему кораблю нужны люди. Мы независимы и хорошо экипированы. Давай поедем со мной, одну поездку, а? Ну... познакомимся поближе?
Впервые что-то настоящее проглянуло через броню на лице её сына. Три тонкие морщинки возникли между бровей, и он улыбнулся, то ли растерянно, то ли с жалостью:
— Ну мы тут кое-чем сейчас заняты.
Она хотела умолять. Хотела схватить его в охапку и унести. Хотела его вернуть.
