— Так, значит, ты бывал у него дома?
— Бывал..
— Видел там какие-то бумаги или записи?
— Видел один раз…
— Когда?
— Весной… Он покрывалом их накрыл…
— Так. Ты находишься в квартире Семена Васильевича весной и видишь бумаги. Сколько их там?
— Десять листов. Две стопки на столе…
— Стопки толстые?
— Листов по двести где-то…
— Как листы расположены — пять на два?
— Да…
— На листах что-то написано?
— Написано… Кроме того, который на перевернутой стопке, там не видно.
— Видишь, что написано?
— Искоса, но вижу.
— Бери ручку, вот бумага, пиши дальний левый лист от кресла. — Хуан отвлекся и шепнул.
— Я бы на твоем месте на это вообще не смотрел. Отойди в угол.
Маша послушалась, а ручка в руках Сергея продолжала гулять по бумаге. Надпись -317- сверху листа показала, что решение было очень многостраничным. А листов-то получится вытянуть всего девять, сквозь бумагу никто не видит… Ладно, девять страниц из где-то полутысячи у него появятся, а если они будут идти подряд… Может, что-то и получится… Придется учить математику! Во всяком случае из парня ему навряд ли что удастся выудить еще, он и до этого добирался ох, как непросто. Ага, следующая страница 318, вроде все по порядку идет… Теперь дальше… А мелко же все написано, черт побери! Но разборчиво, а это главное. Долго все идет, но надо терпеть… Ага, наконец-то готово. А теперь — постгипнотическое внушение
— Ты забудешь о том, что видел эти стопки бумаги.
— Забуду…
— И если будут спрашивать, скажешь, что никаких бумаг не видел. Спи…
— Ну вот, целехонек ваш Серега. И больше никому ничего лишнего не скажет. Со второго этажа я, если хотите, спрыгну, но лучше уйти с первого через окно сортира, как зашел…
— Погодите. Ну, положим, вы не из той плохой компании, но! Чего это вы все-таки у дома вчера делали?
— Ну, Маша… я тоже хотел поговорить вечерком с хозяином, но по-хорошему.
— Ха! Схлопотали бы вы от него по роже…
— Чего? От пятидесятилетнего городского?
— Так у этого пятидесятилетнего разряд по самбо и бокс…
— А у меня опыт захвата живыми не одного десятка человек, это не на матах драться…
— Ну, это уже не слишком хороший разговор…
— Начал бы я точно по-хорошему, а там бы как получилось… Надо всегда стараться быть готовым ко всему.
— Даже к внезапному появлению ехидной бабы со скальпелем?
— И к этому тоже… Я ж ведь тебе не сдался. Перед тем, как заниматься всякими непростыми делами, всегда надо морально подготовиться к тому, что любое такое дело может стать последним…
— Жесткий ты, Хуан, человек…
— Не без этого… Да и ты, Катерина, тоже баба непростая. Я б за тобой даже и приударил, раз Машин папаша помер, люблю красивых женщин с характером. Но дома жена и трое детей ждут…
— Жену-то как зовут — Хуанита?
— И как это ты догадалась? — в ответ раздался веселый смех. Но скальпель баба при этом не опустила. А сказал-то он чистую правду…
— Ладно, Хуан… Я тоже люблю серьезных мужчин с чувством юмора, но трех детей без отца не оставлю. Точно уедешь, не вернешься?
— Да я здесь только из-за этого знания оказался, там уже корни пустил…
— Хорошо. Мы — по стенам, ты к выходу. Дверь я на ножку стула закрою, на всякий случай, потому как доверия к тебе у меня большого нет, не обессудь. Начнешь ломится — скальпелей хватит. Вылезешь — подойдешь вниз, рукой перед этим окном помашешь. Чтоб мы не думали, что ты за дверью затаился.
— Понял, Катерина. Спасибо! Кстати, жену мою на самом деле Хуанита зовут, на Машу твою очень похожа. Только постарше и более смуглая…
— Фух… Ушел… Ручкой помахал, да еще и улыбнулся на прощание…
— Слава Богу… Так, Маша, ты теперь до конца праздников ночью спишь только тут и с ножкой стула в ручке. Поняла?
— Где уж тут не понять…
Глава 101
— Заходи, Ваня. Ну как, получилось?
— Было непросто, но получилось…
— Молодца… Утром поедешь? Кстати, не гонятся там за тобой?
— Не должны… Автобус на Москву по утрам ходит?
— Ага… В шесть двадцать.
— Спасибо тебе, отец. Держи рубли, сколько есть. Я себе тысяч пять оставлю…
— Да зачем мне сколько…
— Бери дед, это от души и из уважения к старшему поколению солдат. Только много не пей…
— Да я-то сам не больше фронтовой нормы в день. А с хорошим человеком и побольше можно… Спасибо тебе, Ваня.
— Да и тебе, дед, спасибо. Даст Бог, свидимся…
— Это вряд ли. Меня уж на том свете заждались…
— Пообещай мне, что туда не будешь торопиться…
— Да легко… Я сам-то никуда не тороплюсь, но как время придет — встречу все спокойно… Уж сколько раз смерть обманывал, нельзя ж это вечно делать…
— Не знаю, дед, смогу ли я так же сказать в твоем возрасте…
— Сможешь, Ваня, сможешь… Любой настоящий старый солдат это всегда сможет.
— Деньги лучше спрячь, а то еще, как узнают, все потомки прибегут. То-то я вижу, как они тебя помнят и заботятся — никто не ногой, даже в праздник…
— Да внучка от первого брака раз в неделю по дороге домой из больницы забегает… Зря я наверно с ее бабкой развелся… Медсестра она в хирургии.
— Хм… А ее, часом, не Катериной зовут?
— Ты-то откуда знаешь?
— Говорил я тебе, не задавать мне нескромных вопросов…
— А ты ей ничего плохого не сделал?
— Нет… Поговорили с ней, да потом вопрос и решился.
— Ну и хорошо, а то я б на тебя сильно обиделся…
— Ладно, давай я посплю до без двадцати шесть… А то перенервничал я таки…
— Ложись, все постелено… Давай попрощаемся заранее. Если я с утра буду спать — тебя ж без сна дожидался, просто дверь захлопни, да и делов…
Наутро Хуан проснулся и быстро вырубил будильник на мобильном телефоне. Дед продолжал спать, похрапывая. Хуан проворно оделся и почувствовал неудержимое желание пошалить напоследок… Достав чистый лист бумаги, оставшийся у него после вчерашних писаний Сереги, он положил в него шестьсот долларов и сделал сверху большую надпись:
«Половину возьми себе, а вторую передай Катерине с приветом от Хуана. Ваня.»
Положив лист бумаги на стол, Хуан вышел, потихоньку захлопнув дверь и заторопился на автостанцию. Автобус на Москву уже стоял там, пассажиров было немного, он сел в самый конец салона, чтобы никто не подглядел из-за спины, и начал изучать написанные Серегой листы. Да… вот это, черт возьми, математика… Однако… записи-то ты получил, а вот с их пониманием будет намного потруднее… Через несколько часов Хуан, не став задерживаться на старой родине, уже сидел в самолете, уносившем его в Америку. После пережитых волнений он спал, как убитый, что помогло ему успешно перенести сдвиг часовых поясов.
Если Хуан уже изучал готовые записи, то Мэри-Энн Перкинс, жившей рядом с Питером Джексоном, еще только предстояло их сделать. Контрразведкой в США занималось
