Клиентов было много, поэтому, вернувшись, Калла стала разносить заказы с кухни. У меня не было ни минутки, чтобы узнать, как здесь оказалась девушка из Шепарда. Но я сразу вспомнила, что Кэти сказала Нику, когда увидела, как тот улыбнулся Стеф, принимая заказ на ром с колой.
Я знала эту улыбку.
Калла приехала на все выходные, поэтому закрывала бар вместе с Джексом и Ником, а это означало, что я могла уйти немного раньше обычного. Я попрощалась со всеми, выдержав душные объятия Джекса, который оторвал меня от земли, натянула кардиган и вышла на улицу.
На парковке меня уже ждал полицейский автомобиль.
Улыбнувшись, я подошла к нему. Окно опустилось, и я увидела чертовски красивого копа.
– Обеденный перерыв? – спросила я.
Он прикусил губу.
– Мой любимый обеденный перерыв.
Внизу живота стало жарко. Я прекрасно поняла, о каком обеде он думает.
– И мой тоже, – ответила я, после чего наклонилась и поцеловала его через окно, надеясь, что тем самым не нарушаю никаких правил. – Встретимся у тебя?
– Заметано, – сказал он, едва заметно улыбнувшись.
В какой-то момент я должна была переехать обратно в свою квартиру. Не потому, что мне не нравилось жить с Рисом. Жить с ним мне очень нравилось, особенно в те ночи, когда мы за несколько минут добирались из бара до дома и приступали к любимому занятию.
Я не сказала Калле, но при мысли о том, чтобы переночевать в своей квартире, я вся покрывалась испариной. Единственным способом справиться с этим было перебороть себя. Само собой, не в одиночку. Рис собирался поехать со мной. И все же возвращение в свою квартиру было для меня очередным шагом обратно к нормальной жизни.
Добравшись до дома Риса, мы не стали терять время и притворяться, что действительно собираемся что-то съесть. Он обхватил меня своими сильными руками и поцеловал так, словно умирал от желания. От этого поцелуя у меня закружилась голова и перехватило дыхание. В итоге я оказалась на коленях на диване и вцепилась руками в спинку, когда он вошел в меня сзади, положив одну руку мне на талию, а другую – промеж ног. И это действительно было лучше любого обеда.
Не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой, я прижалась к спинке дивана. Рис поправил форму, надел портупею и поднял мою одежду с пола. Я наблюдала за ним, положив голову на руку. Выпрямившись, он шлепнул меня по заднице.
– Извращенец, – пробормотала я.
– Тебе же нравится, – подмигнул мне он.
– Может быть.
Смеясь, он протянул мне кардиган.
– Дай-ка я тебе помогу.
Я удивилась, но все же вздохнула и подняла одну руку.
– Утром я хочу вернуться и найти тебя в своей постели, одетую только в эту кофту.
– Ты точно извращенец.
Рис коснулся губами моих губ.
– Жаль, что мне нужно идти.
– Мне тоже жаль, – сказала я, поправляя воротник его формы. – Но я тебя дождусь.
Он снова поцеловал меня, обнял за талию и поднял с дивана.
– Проводишь меня до двери?
До двери было от силы шагов десять, так что я могла с этим справиться. Шагая за ним, я утешала себя мыслью о целом ведерке шоколадного мороженого, которое стояло в морозилке специально для меня. Я собиралась обнять это ведерко, как только Рис шагнет за порог.
Он обернулся и окинул меня взглядом.
– В воскресенье все в силе? – спросил Рис.
Ах да, воскресенье. В воскресенье начиналась вторая фаза моего проекта по… прощанию с прошлым. День обещал быть тяжелым, но я чувствовала, что готова к нему. Поднявшись на цыпочки, я поцеловала Риса в губы.
– Да, все в силе.
– Хорошо, – ответил он и открыл дверь.
– Рис.
Он оглянулся через плечо.
– Я люблю тебя.
Довольная улыбка расплылась по его лицу. Мое сердце пустилось в пляс.
– Я люблю тебя, малышка.
Закрыв дверь и повернув собачку замка, я поняла, что это гораздо приятнее любого прощания.
Когда мы вышли из пикапа Риса, легкий ветерок колыхал ветви деревьев, нависавшие над дорогой. Я подошла к водительской двери. Вздернув подбородок, я грустно посмотрела на кладбище, скользя взглядом по мраморным памятникам и склепам. Светило солнце. Небо было идеально синим. Редкие белые облачка казались ватными. Я представила, какие краски нужно смешать, чтобы получить правильный оттенок цвета для неба и облаков. Рисовать облака мне всегда нравилось – это было легко и забавно. Плотнее запахнувшись в легкий свитер, я заправила за ухо розовую прядь.
– Готова? – спросил Рис, вставая рядом.
Поджав губы, я кивнула, и мы пошли вперед по мощеной дорожке. От волнения и печали у меня в горле стоял ком, и я подозревала, что избавиться от него мне удастся не скоро. Я знала, что однажды вспомню о Чарли и не почувствую горечи, что в моих воспоминаниях о нем останутся лишь счастье и тепло, которые я сохраню навсегда.
Ни слова не говоря, мы поднялись на невысокий холм и увидели могилу Чарли впервые с той минуты, как я сбежала с похорон. Запнувшись, я остановилась. Сердце громко колотилось у меня в груди. Как и ожидалось, его родители не пожалели денег на памятник на могиле сына. Мне было странно видеть это, ведь последние шесть лет они почти не навещали его, но разве мне было их судить? Возможно, именно так они показывали ему, как сильно они любили его и как сильно им его не хватало.
Над памятником стоял жемчужно-белый ангел. Его крылья были расправлены, голова наклонена. На руках у ангела лежал младенец, которого он прижимал к своей груди. Не знаю, почему, но при одном виде этой статуи мне захотелось упасть на траву и зарыдать, как я никогда не рыдала раньше.
Но мы были на кладбище не одни. Не одни мы были и у могилы Чарли. Впрочем, иного я и не могла ожидать.
Чуть в стороне, засунув руки в карманы джинсов и запрокинув голову, словно его тоже опечалил вид скорбящего ангела, стоял Генри Уильямс.
Я глубоко вздохнула. Когда я сказала Рису, что хочу наконец поговорить с Генри, он полностью меня поддержал, как поддержал и в отношении колледжа. Поэтому мы и приехали на кладбище этим ветреным воскресным днем.
Генри наклонил голову и повернулся к нам. Неуверенно улыбнувшись, он вытащил из кармана одну руку и провел по ежику светлых волос, которые стали немного длиннее с последней нашей встречи, состоявшейся в квартире Кипа.
Мне стоило быть честной с собой. Мы с Генри не могли быть друзьями. Думаю, он этого и не хотел, ведь это было бы слишком сложно и болезненно для нас обоих. Нам пришлось бы многое изменить. Но чтобы полностью, окончательно простить себя, я должна была сначала простить Генри.
На мгновение я представила, что Чарли наблюдает за нами с этого прекрасного неба и улыбается. Я представила, как он радуется. Но главное – я
