– Я сейчас задам вам ряд простых вопросов, на которые вы ответите правду, а затем, на те же вопросы солжете. Отвечать следует односложно. Да или нет. Вы готовы?
– Готов, – выдавил я из себя. – Но сразу признаюсь, да, было. В третьем классе подсматривал за девочками через окошко в раздевалке. И в четвертом…
– Меня это совсем не интересует… – буркнула Бричкина и от чего-то покраснела.
Полковник отчетливо хмыкнул и ухмыльнулся.
– И еще. Думал никому не скажу, но теперь признаюсь. Девственность я потерял в четырнадцать лет, а не в тринадцать, как всем хвастался. И она сначала…
– Александр Валерьевич! – обиженно воззвала подпоручик дамского полу к Исаеву. – Да что же это такое! Я его сейчас током двину…
И ее рука потянулась к какому-то массивному тумблеру.
– Александр Георгиевич… – укоризненно обратился ко мне полковник спрятав улыбку в усы. – Ну право дело…
– Все, все… молчу…
Как и обещала суровая дама, сначала последовали безобидные вопросики с совершенно очевидными на них ответами, что-то вроде, сколько будет два плюс два. Совершенно не понимаю принципа работы этого жуткого аппарата, но очевидно, таким образом происходила градуировка моих реакций. Вроде так… Бричкина получая ответы, удовлетворенно хмыкала, делала пометки в блокнотике и щелкала тумблерами с таинственным видом.
Полковник Исаев сидел в сторонке и в процесс совершенно не вмешивался, отчаянно дымил сигарой и совершенно не обращал внимания на страдающий вид Бричкиной, раздраженно отгонявшей от себя газеткой сизые клубки дыма. Что, впрочем, не мешало ей украдкой бросать на полковника влюбленно-обожающие взгляды.
Вопросы следовали один за другим, в основном повторяющие все то, о чем мы беседовали с Исаевым. Отвечал я совершенно не волнуясь, да и прибор себя вел пристойно – током не бился и никаким иным образом беспокойства не доставлял. Я даже начал получать своеобразное удовольствие, в упор рассматривая внушительный бюст Бричкиной и забавляясь ее молчаливым возмущением по этому поводу.
Но потом, последовал вопрос, который вогнал меня в ступор.
– Скажите, является ли вам родственником Новицкий Александр Евгеньевич?
– Нет… – ответил я машинально, а потом поинтересовался. – А это кто?
Какие нахрен родственники? Я же совершенно понятно им объяснил, откуда я. Стоп… Стоп…
Я уставился на небольшой портрет, висевший на стене прямо передо мной. Так это же тот самый Новицкий… Верховный правитель и прочая, прочая… тот самый человек, прекративший смуту на Терре… Так сказать идол и кумир. Правда, покойный уже. Но причем здесь я?
– Здесь вопросы задаю я! Отвечать односложно! – грозно пискнула Бричкина и задала следующий вопрос. – Является ли он вам отцом?
– Нет…
– Вашу мать звали Софья?
– Нет. Не знаю.
– Мария?
– Нет. Не знаю. Товарищ Бричкина, если не трудно, загляните в стенограмму моего допроса и перестаньте задавать идиотские вопросы. Детдомовский я. Отца с матерью не помню.
Бричкина пропустила мимо ушей мой комментарий, затем с совершенно растерянным видом написала что-то в блокноте и показала полковнику.
Исаев удовлетворенно кивнул и приказал:
– Заканчивайте лейтенант…
Бричкина, прибывая в некоем ошарашенном состоянии послушно посдергивала с меня датчики и мы с полковником Исаевым проследовали к нему в кабинет. Где уже был накрыт небольшой, отлично сервированный столик, на котором любовно заканчивал наводить лоск референт полковника. Стол венчало большое блюдо, с горкой одуряюще пахнущего горячего шашлыка и литровая бутыль уже знакомой мне водки «Кронштадтской», впрочем, как запасной вариант заботливый референт оставил еще бутылочку коньяка «Шустовского».
Исаев молча показал мне рукой на кресло и с хрустом открутив крышку на бутылке набулькал прозрачной жидкости в рюмочки в которых я с изумлением опознал отпескоструенные крышки от взрывателей двадцати пяти миллиметровых зенитных снарядов.
М-да… суровый мужской шик. Одобряю.
– Ну что Саш… – Исаев поднял рюмку. – Надеюсь я могу тебя так называть?
Я молча кивнул.
– Вот и закончилась твоя старая жизнь… – задумчиво продолжил полковник. – И началась новая…
– Я пока, не очень-то отчетливо это понимаю, Александр Валерьевич. Даже толком не соображу куда попал. И к чему был последний вопрос про Новицкого?
– А ты посмотри… – Исаев показал рукой в сторону портрета висевшего на стене.
Ну и посмотрю…
Пожилой мужик – запечатлён примерно в пятидесятилетнем возрасте, мордочка такая волевая, короткий бобрик седых волос, массивная квадратная челюсть. Борцовская шея распирает воротник мундира. Легкая скуластость. Наглые и одновременно жесткие, голубые глаза…
Однако вызывает симпатию Верховный Правитель, сразу видно что мужик решительный и слова с делом у него не расходятся, а то, как он поломал хребет проявившимся в стране всяким недобиткам и нацикам, просто восхищает. Но причем здесь я?
– Александр Валерьевич… – я начал говорить и сразу осекся.
Мать твою за ногу!
Неожиданно встал перед глазами сон, в котором человек в царском военно-морском мундире и с кортиком, стоит перед люлькой с выглядывающим из кружев личиком грудного младенца. И этот офицер…
– Да не может быть! – пораженно прошептал я и встав подошел к зеркалу. – Господи!
Отражение как две капли воды было похоже на портрет, конечно, со скидкой на возраст.
– А теперь сюда… – Исаев бесцеремонно задрал мне рукав свитера.
Ну, родинка на предплечье. Размером с пятак и очертаниями напоминает черное море. А это причем?
Я вопросительно посмотрел на полковника..
– Да… – кивнул он головой и заговорил, сразу отвечая на возникшие у меня вопросы. – Точно такая у него была. И нам, совершенно точно известно то, что Александр Евгеньевич потерял своего сына и жену в мясорубке Гражданской войны. Он кстати, так больше и не женился.
– Как звали мать?.. – спросил я у полковника неожиданно севшим голосом.
– Софья. Софья Новицкая, в девичестве Нильстрем…
– Господи! – в чувствах заорал я и кинувшись к столику влил в себя рюмку водки.
Затем еще одну и еще…
– Держи… – Исаев наколол на вилку кусок мяса и насильно сунул мне в руки. – Нажраться еще успеешь. А пока поговорим.
– Что теперь?
– А ничего… – ответил полковник. – Ровным счетом ничего. Эта
