– Нет, – подтвердила я. Конечно же, теперь я десять раз подумаю, прежде чем сесть в машину к Сереже. И – да – рано или поздно все разрешится, и все узнают, в чем дело, а пока – пока я с видом утомленного, но исполнившего свой долг перед Родиной бойца невидимого фронта ушла в душ. Там я прислонилась лбом к двери и несколько минут стояла, просто вдыхая и выдыхая. Затем я сняла грязную одежду и потерла запястья – яркие полосы от наручников напоминали мне о том, что произошло. Дыши, Лиза, дыши. Фаина говорит, что медленно и глубоко дышать полезно. Что в этом случае префронтальная зона коры головного мозга насыщается кислородом, а это такая доля, которая отвечает за принятие нами разумных решений, за то, чтобы оставаться спокойными и адекватными в ситуациях, когда хочется кричать и убегать. Я вдыхала, выдыхала, слушая, как льется вода, но ощущение порядка и покоя не пришло. Напротив, я с пугающей ясностью увидела, насколько абсурдна и ненормальна наша ситуация. Сережа в бегах. За моей квартирой, вполне возможно, следят. Мои телефоны, скорее всего, прослушивают. Мои близкие даже не знают, что их сейчас будут «отрабатывать» на предмет возможных потенциальных связей с наркокартелем. А я – «хорошая» дочь, «прекрасная» подруга и «еще лучшая» сестра, – вместо того чтобы хоть как-то предупредить своих близких о надвигающейся лавине, наврала им с три короба. Зачем? Защищая Сережу? В миллионный раз защищая Сережу, в отношении которого, надо признать, Файка была столько раз права?
Иногда мне кажется, именно поэтому моя сестра меня так бесит. Потому что она часто права.
Стоя в ванной, я стерла паровую завесу на зеркале и посмотрела себе в глаза. Нужно быть честной хотя бы с самой собой. Я сделала это, защищая себя. Я включила воду и принялась мыть руки с неторопливостью и тщательностью хирурга, собирающегося на операцию.
– Я расскажу вам, что случилось, – сказала я, выходя из ванной комнаты. За моей спиной клубился горячий пар. Моя префронтальная зона коры работала, как часы. Я точно знала, что делаю, я понимала последствия, я видела все четко и ясно, как в погожий летний день. Я решилась. Правда – лучшее лекарство. Мне нечего стыдиться, я ни в чем не виновата. За исключением того, что я чувствую себя виноватой.
– Ты уверена? – нахмурился Игорь. – Ты же сказала, что не можешь? Мы не настаиваем…
– Я настаиваю, – вмешалась мама. Нашей маме не прожить и дня, если она не в курсе всего, что происходит с ее дочерями.
– Я расскажу то, что могу, – кивнула я, собираясь с силами. – Надеюсь на ваше понимание и на то, что не станете меня осуждать. Вчера по дороге в магазин кое-что произошло. Кое-что плохое. На самом деле очень плохое.
– О господи, – выдохнула чувствительная Майка. – На тебя напали?
– Что? – тут пришла моя очередь удивляться ее прозорливости. То, как меня выкинули из машины, вполне напоминало нападение, и я была его жертвой. – С чего ты взяла?
– Ты пришла вся в грязи, да еще и с разбитой губой, – пожала плечами Майя. – Что еще это могло быть?
Я сцепила пальцы на руках, невольно натягивая рукава банного халата так, чтобы скрыть следы от наручников. Я хотела все рассказать, но слова застряли у меня во рту. Меня жгло так, словно бесы растапливали адскую печку прямо у меня в животе. Черт возьми, я просто не хочу слушать очередную проповедь от моей сестры, не хочу читать в ее глазах сакраментальное «я же говорила». Я не могу сейчас еще иметь дело с этим многотонным прессом Фаиной правоты. Она никогда не ленилась говорить, что Сережа – это одни сплошные проблемы. Но жизнь состоит из выборов, которые мы делаем с завязанными глазами и заведенными за спину руками. Нас подталкивают к этим выборам – толкают в спину наши желания, наши гормоны, наши страхи. Нас ведут ложные идеи и несоразмерные ожидания. Вымощенная желтым камнем дорога в ад.
Что еще это могло быть?
– Не нападение, если уж на то пошло, но близко. Я не могу раскрыть подробностей, просто поверьте, событие было очень, очень серьезным. Я оказалась, как бы это сказать, в эпицентре этого события. Я не хотела этого, но так вышло. Я просто оказалась не в том месте не в то время.
– Что?
– Как?
– Вот так, – развела руками я и кивнула, принимая сочувствие, которого не заслуживала. – Я стала свидетелем преступления.
– Случайного преступления?
– Да, – кивнула я, надеясь не покраснеть сильнее, чем это объяснимо для того, кто только что вышел из душа. Врушка.
– Ты не пострадала? – хор вопросов ожидаемо обрушился на меня.
Я закатила глаза и покачала головой с покорностью скромного героя на покое.
– Я почти не пострадала, но мне пришлось – пришлось – поехать и… дать показания. Я не могу, я правда не имею права говорить больше. Я несу ответственность по закону.
– По закону? – ахнула мама. – Это опасно? Тебе не нужен адвокат?
– Не нужен мне адвокат, ты что? – выпалила я. И прикусила губу. Вообще-то адвокат мне не помешал бы. – Но больше я не могу сказать.
– А больше ничего говорить и не надо, – тут же вмешался Игорь. – Сказано достаточно. Верно, Фая?
– Да, да, конечно, – растерянно бормотала моя сестра, обеспокоенно оглядывая меня. Я была противна самой себе. Теперь я была – пострадавшая, теперь я была – свидетель, теперь я была – в центре событий. И никакого тебе «я же говорила, я же предупреждала». Призрак сбежавшего Сережи навис надо мной. Злой и жестокий клоун хохотал у меня за спиной. Глупая, какая же я глупая. Чего я хочу добиться своим враньем? Если мне стыдно за своего мужа, нужно не врать, а подумать о своей жизни, но я не хочу этого делать. Не хочу. Фая несет мне чашку с ароматным чаем и бутерброд с вишневым вареньем. Странно, что это делает она, а не наша вечно заботливая, уютная, как новогодняя елка, мама. На этот раз мама, вместо того чтобы носиться со мной, жалеть меня, кормить меня и помогать мне с моими детьми, тихо, по-быстрому слиняла. Странно. Какие у нее, у пожилой женщины, могут быть срочные дела. Она кинула на меня заговорщицкий взгляд, ее глаза горели, выражение лица было как у виноватого нашкодившего школьника. Я даже не успела спросить, куда это она намылилась. Я подумаю обо всем завтра. А сейчас – отдыхать. Пока Сережа не
