– Ты знаешь, я могу дать тебе жизнь, которую ты заслуживаешь, – настаивал Лоуренс, и она чувствовала его горячее дыхание на своем лице. – Нежность и заботу вместо необходимости быть прислугой для родителей, – выражение его лица стало брезгливым, и это не укрылось от глаз Эвы-Мари, – и работать на того парня, – добавил он, кивнув на Мейсона.
Дойдя до парковки, Эва-Мари остановилась у «линкольна» и устало опустила плечи. На мгновение она хотела поддаться искушению прекратить борьбу и отдать свою жизнь в чьи-то руки. Слезы изнеможения выступили на ее глазах.
– Ты в порядке? – Лоуренс участливо взял ее ладони в свои.
Эва-Мари попыталась высвободить руки: прикосновения его цепких пальцев причиняли ей боль. Она бросила взгляд в сторону и увидела, что Мейсон, следовавший за ними, заметил ее движение.
Лоуренс смотрел на нее, не отводя глаз и не двигаясь с места.
– Да. Я в порядке, – заверила она и посмотрела на Лоуренса твердым взглядом. – До свидания, Лоуренс. Увидимся на заседании библиотечного комитета на следующей неделе.
Он, казалось, был готов протестовать, но потом нацепил обиженное выражение лица и отпустил ее руки. Потому что так было легче. Ведь, в конце концов, он был великовозрастным ребенком.
Когда автомобиль Лоуренса скрылся за поворотом, Эва-Мари потерла руку: она снова почувствовала острую боль в ладони. Она быстро глянула на красные мокнущие пятна на коже и спрятала руки за спину.
– Этот парень все еще здесь отирается? – спросил Мейсон, приблизившись к ней.
Эва-Мари тяжело вздохнула. Если она не уйдет сейчас, у нее не хватит сил на душ.
– Лоуренс – друг семьи.
– Но не часть семьи? Какое разочарование для твоего отца.
Он ничего не знал. Единственное, по поводу чего отец продолжал донимать ее, – это Лоуренс. Хотя он не говорил этого прямо, Долтон видел в Лоуренсе решение всех своих проблем. Мнение Эвы-Мари в расчет не принималось.
Слишком уставшая, чтобы поддерживать светскую беседу, Эва-Мари развернулась и направилась к дому.
Мейсон последовал за ней.
– Я для своего отца сплошное разочарование, – пробормотала она, открывая дверь. – Спокойной ночи, Мейсон.
– Подожди. Почему ты идешь спать?
– Потому что я имею право, – коротко ответила Эва-Мари, направляясь к лестнице. Преодолев ступени, она повторила: – Доброй ночи, Мейсон, – и поплелась к себе в комнату.
Глава 6
Мейсон поморщился от боли, так как в темноте врезался в перила, и выругал себя за то, что не удосужился включить свет – так ведь и с лестницы упасть можно.
Тусклые светильники были размещены с определенными интервалами вдоль всего коридора, но это плохо помогало в незнакомом пространстве. Внезапная вспышка молнии озарила помещение, и Мейсон увидел выключатель. Спустя мгновение хрустальная люстра осветила лестницу и коридор. Мейсон продолжил путь.
Подойдя к гостиной, он услышал шум. Похоже, настало время для полуночного тет-а-тет с соседкой.
Входя к кухню, освещенную лишь неяркой подсветкой над плитой, он услышал ругательство, настолько витиеватое, что брови у него поползли вверх. Видимо, принцесса и без него получила дворовое образование.
Включив верхний свет, он первым делом заметил ее ноги. Голые ноги.
Эва-Мари стояла рядом с баром в ночной рубашке, едва доходившей до середины бедра. Увидев Мейсона, она моргнула от удивления… или, может быть, просто от яркого света.
Мейсон подошел поближе.
– Проблемы?
Даже если бы она была ребенком, пойманным за кражей конфет из буфета, она и то покраснела бы меньше. Эва-Мари выпрямилась и спрятала руки за спину.
– Все в порядке.
Ее смущенный взгляд продемонстрировал, что проблемы есть, но она не хочет, чтобы он о них знал.
Мейсон подошел ближе, хотя и сознавал, что этого не следует делать, пока она не совсем одета. Но, увидев раскрытую аптечку, понял, что дело серьезное.
– В порядке? – переспросил он. – Давай посмотрим. В конце концов, ты нам нужна здоровая, – сказал он серьезно.
Темно-синие глаза Эвы-Мари были наполнены слезами. Его будто ударило разрядом тока. Мейсон мог справиться с любой ситуацией, преодолеть любые трудности. Но при виде женских слез он терялся.
К счастью, она не дала им пролиться.
– Все хорошо, – прошептала она, опустив глаза. Ресницы коснулись ее раскрасневшихся щек. – К утру все будет в порядке. Просто возвращайся в кровать.
Но Мейсон проявил настойчивость.
– Просто позволь мне взглянуть, Эви, – мягким голосом произнес он.
Ее глаза поймали его смущенный взгляд.
Он не называл ее этим именем много лет. Но это сработало, потому что ее руки инстинктивно выскользнули из-за спины, как будто она доверилась ему.
– Господи, Эва-Мари, что с твоими руками? Почему ты не носишь перчатки?
Мейсон почувствовал, что она напряглась. Эва-Мари скрестила руки на груди, будто защищая свои раны от его осуждения, и попыталась отступить.
– Я надевала их, – с досадой в голосе проговорила она. – Единственная пара, которую я смогла найти, была мне велика. Они с меня соскальзывали.
– Выглядит как ожог, – сказал Мейсон с тревогой в голосе.
– Мне постоянно приходится что-то оттирать, скоблить, отмывать с применением бытовой химии. Руки постоянно заняты, и перчатки только мешают, – пояснила она. – Я пыталась перевязать их, но это непросто сделать одной рукой.
Он взял ее за запястье правой руки, повернул ладонью кверху, чтобы лучше видеть.
– Давай перебинтуем руки, чтобы инфекция не попала на поврежденные участки кожи. Думаю, раны заживут через несколько дней.
Мейсон развернулся к бару и сделал глубокий вдох, пытаясь унять сердцебиение. Шум дождя снаружи словно бы намекал ему, что пора забыть обиды и попробовать начать все сначала.
Мейсон тряхнул головой и раскрыл упаковку с перевязочными средствами. Удивительно нежными прикосновениями он нанес тонкий слой антибактериальной мази на каждую ладонь, потом обернул руки бинтами.
Это напомнило ей о той ночи, когда они впервые были близки. О его нежности, которая разрушила невидимые барьеры в ее сознании, и она согласилась подарить ему свою девственность.
Эва-Мари часто предавалась воспоминаниям об их любви. Мейсон был ее первым, лучшим и любимым. Она пробовала его заменить, когда училась в колледже, но этот эксперимент закончился разочарованием. Из этого неудачного опыта она извлекла урок: довольствоваться чем-то меньшим, чем то, что она испытывала с Мейсоном, не стоит.
– Как насчет горячего шоколада? – спросил он, прервав ее мысли.
Эва-Мари была приятно удивлена: Мейсон не забыл, что это ее любимый напиток.
– Ты научился готовить?
– Нет, но мы можем воспользоваться микроволновкой, – сказал он.
Продукты были доставлены в тот же день вместе с мебелью и личными вещами, но Эва-Мари не помнила, чтобы там был порошковый шоколад. Мейсон уверенно вытащил из коробки круглую коричневую емкость с золотым тиснением: специальную шоколадную смесь, ее любимую.
Она хотела из вежливости прервать неловкое молчание, нарушаемое лишь гудением микроволновки и шумом дождя за окном, однако подобрать нейтральную тему было непросто.
– Подозреваю, что покупка поместья Хайятт братьями Харрингтон – главный предмет разговоров в городе, – начала она тихо. – Это действительно
