– Такой, как ты, никогда не справится с этими конюшнями, – проревел он. – Ты обанкротишься через год!
– Может быть. А может, и нет. Но это решать мне, – губы Мейсона искривила самодовольная улыбка, – не вам.
По наливающемуся кровью лицу Долтона Мейсон понял, что ему удалось его задеть. С неимоверной силой старик сжал подлокотник кресла и начал медленно подниматься.
– Долтон, – предупредительно прошептала миссис Хайятт.
Но старик был слишком возмущен, чтобы прислушаться к ней, если он вообще ее слышал. Мейсон почувствовал, как его ликование по случаю победы над монстром исчезает, когда Долтон сделал шаг вперед… а потом рухнул на пол.
Кто-то закричал, возможно, мать Эвы-Мари. Все бросились вперед, кроме Мейсона, застывшего в растерянности.
С помощью Клайва женщины подняли Долтона и помогли ему сесть.
Стоя на коленях рядом с отцом, в пыльной футболке и поношенных штанах, с волосами, собранными в пучок, Эва-Мари все равно была похожа на принцессу. Неожиданно она подняла глаза и посмотрела на Мейсона.
– Вы не могли бы оставить нас на какое-то время? Пожалуйста, – сказала она тихо, не сомневаясь, что он сделает так, как она просит.
Он никогда не был в состоянии сопротивляться ее темно-синим глазам, полным невысказанных слов.
Мейсон вернулся в холл и не мог отделаться от впечатления, что брат оказался прав. Не так он это представлял… Совсем не так.
Не было никаких сомнений в том, как он относится к ней после всех этих лет. Впрочем, ее должно утешить, что он не совсем забыл ее.
У Эвы-Мари было ощущение, что Мейсон доставит ей немало хлопот в самое ближайшее время. Однако конфликтовать с ним она не желала, а потому постаралась наладить… дипломатические отношения.
– Поздравляю, Мейсон, – произнесла она, неспешно подходя ближе и стараясь не обращать внимания на его ставшие такими широкими плечи.
Он отвлекся от осмотра столовой и повернулся к ней лицом, высокомерно приподняв бровь:
– С чем?
– Очевидно, в твоей жизни все хорошо, если ты в состоянии себе позволить…
– Не позволять помыкать собой людям просто потому, что у них больше денег?
Она замерла. Его слова все прояснили – вот как Мейсон воспринимал свою юность и их расставание.
Он дал ей понять еще кое-что: он собирался получить удовольствие от данной ситуации.
– Итак, что я могу сделать для тебя? – спросила она, хотя и предполагала, что он не собирался облегчить ее участь.
– Я говорил, что хотел бы осмотреться. – Он махнул рукой в сторону лестницы. – Показывай дорогу.
Эве-Мари не удалось получить передышку. Она почти физически ощущала его взгляд, когда показывала ему комнаты на втором этаже.
Осматривая дом, Мейсон не смог удержаться от критики:
– Не могу сказать, что мне понравилось то, во что превратился дом. Это какая-то новая версия минимализма?
Эва-Мари не стала возражать, так как в этом она была с ним согласна. Плачевное состояние семейных финансов нарушало ее эмоциональное равновесие каждый день. Однако слышать об этом от постороннего человека было неприятно.
Признаться, что она распродала все, кроме фамильных драгоценностей ее матери, чтобы продержаться на плаву? Его это лишь позабавит, даст еще один повод для насмешек. Эва-Мари не стала развивать эту тему, вместо этого она рассказала об узоре паркетного пола, привезенной издалека кафельной плитке и прочих элементах декора, на которые отец не жалел денег. Осознавать, что совсем скоро им придется покинуть родные стены, было горько, но, рассказывая об убранстве, она все еще чувствовала себя хозяйкой дома.
– Ты заключил очень хорошую сделку, – сказала она, пытаясь не давать воли эмоциям.
– Великолепную сделку, – признал он.
Они стояли в верхней части дома, у больших арочных окон, обращенных к конюшням и небольшому озеру в отдалении.
Мейсон изучал пейзаж.
– Садовник остался прежний?
– Его пришлось уволить, – пробормотала она. – В данный момент в поместье нет садовника.
– Это многое объясняет, – ответил он.
Пораженная его нарочитой бестактностью, Эва-Мари замкнулась еще больше. Хотя нечему было удивляться, он просто не мог обойти это вниманием. С первых его слов она ждала приговора.
– Мы с братом хотели бы предложить работу персоналу усадьбы, – сказал Мейсон. – Им нет необходимости увольняться из-за того, что поменялся собственник. – Он отступил назад, изучая усадебные постройки и окрестности с высокой точки. – И нам, очевидно, придется нанять работников, что бы привести хозяйство в порядок.
Эва-Мари с удивлением взглянула на Мейсона.
– Очень благородно с вашей стороны, – произнесла она, с трудом сдерживая эмоции. – Сейчас у нас только один сотрудник, Джим, он работает в конюшне.
Мейсон уставился на нее, широко раскрыв глаза:
– А остальные?
– Остальным занимаюсь я, – произнесла Эва-Мари еле слышно.
– Готовка? Уборка?
Эва-Мари устало смотрела на него, ей было не просто отвечать на эти вопросы.
– Да, кто-то определенно стал взрослым. Я помню, как ты ждала этого…
Неожиданно для себя она покраснела.
– Спасибо, хотя это сомнительный комплимент. – Эва-Мари отвернулась. Дыхание у нее перехватило от гнева. Чтобы справиться с вышедшими из-под контроля эмоциями, она решила продолжить показ дома. – Кроме гостиной, на этом этаже расположены спальни и ванные комнаты, – произнесла она, проходя по коридору, ведущему к спальням.
– Ваши родители занимают большую спальню? – спросил он спокойно и деловито.
– Нет. Отец уже не может одолеть лестницу. Есть еще комнаты за кухней. Там они спят.
Изначально эти комнаты предназначались для слуг, но она умолчала об этом.
– Давай посмотрим большую спальню.
Эва-Мари нехотя кивнула и повернула налево.
– Твой отец болен? – спросил Мейсон, впервые заговорив мягко, но это вызвало ее недоверие.
– Рассеянный склероз, хотя он предпочитает не говорить об этом, – сказала она, пытаясь держаться как ни в чем не бывало. Нет смысла выставлять напоказ горе и разочарование, связанные с необходимостью быть сиделкой для больного родителя. – Мы старались с этим справляться, но за последние два года он постепенно теряет подвижность и очень ослаб.
Ее мать тоже заметно сдала. На ее состояние повлияло отсутствие общественной активности, увеселений и статуса, составлявших большую часть ее жизни.
Великолепие большой спальни в очередной раз поразило Эву-Мари, когда она открыла двойные двери. На самом деле это были две комнаты, объединенные в одну. Стены спальни были отделаны резными, от пола до потолка, белыми деревянными панелями с серебристым отливом – акцент, который прослеживался в дизайне всего дома. Благодаря большим арочным окнам, зеркалам в простенках и хрустальным люстрам в комнате было много света и воздуха. Просторная, словно бальная зала, спальня производила неизгладимое впечатление. Даже будучи пустой, как сейчас.
Она вошла внутрь, а Мейсон задержался в коридоре. Стук шагов по деревянному полу возвещал о его приближении.
– К спальне примыкают гардеробные для него и для нее, также имеются ванные комнаты с обеих сторон, – объяснила она. – Но они давно не ремонтировались.
– Уверен, мы позаботимся об этом, – сказал он, обойдя спальню и остановившись в ее центре.
Вдоль одной из стен расположился камин, и Эва-Мари вспомнила, как они с матерью зимними снежными
