Дом нашелся быстро, а квартира, похоже, была на первом этаже, довольно низком, пол этак примерно в полуметре над землей. На лавочке у подъезда сидела бабуля примерно моего возраста или чуть старше, и я решил, что вот она-то может знать все про всех и, если повести разговор правильно, с удовольствием расскажет. Поэтому я состроил мечтательное выражение лица и начал с интересом разглядывать ряды окон.
- Кхе, вы что-то ищете? - подала голос бабуля.
- Да, знаете, вот как-то мне вдруг моя первая любовь вспомнилась, вот и решил навестить двор, где она жила. Делать-то на пенсии все равно нечего... похоже, это вон та квартира, но точно припомнить не получается. Наверное, склероз.
- Наверное, - кивнула бабка, - потому что во времена нашей с вами молодости в этой квартире проживала всего одна девушка, и это была я. Но у меня такого ухажера точно было. Разве что сосед Витя, вы на него немного похожи, но он за мной не ухаживал, я тогда совсем малой была. Да и погиб он в шестьдесят втором... неужели? Нет, вы не он. Он повыше был заметно, да и вообще... скажите, ведь вас зовут не Виктор Скворцов?
- Нет, то есть зовут действительно Виктором, но фамилия Антонов. И всегда такой была, - уточнил я, присаживаясь рядом. И вскоре мне была рассказана история о жильцах этой квартиры.
- Василий-то Николаевич подполковником был, когда попал под сокращение. Жена у него давно умерла, говорят, болела все время, совсем здоровье потеряла в эвакуации. Но ему все-таки повезло, ушел с неплохой пенсией, и комнату им с сыном дали. Пока они вместе жили, дядя Вася еще держался, хотя, конечно, иногда... того. Но как Виктор в армию ушел, запил его отец по-черному. И в сентябре шестьдесят второго скончался, болезный. Я так думаю, что это ему еще повезло. Не узнал он, что месяцем позже сын-то его единственный в армии погиб. Комната потом полтора года стояла опечатанной. Мы уж надеялись, что ее нам отдадут, но нет, вселили в нее какого-то анахорета, он ни с кем не знался и из комнаты-то вообще почти не выходил. А я в шестьдесят девятом году за Федю Мамонтова вышла вон из того дома. Так с тех пор там и живу. Здесь? А что здесь, уже лет двадцать никто не живет, конторы какие-то.
Я на автопилоте проводил бабушку до ее подъезда, на всякий случай записал телефон, и потом раза два прошелся вверх-вниз по скверу в середине улицы Крупской. Ну и ни хрена же себе! Ага, сон, держи карман шире. Получается, я и в самом деле не дал умереть Вите Скворцову. И теперь должен жить, как в песне - «за себя и за того парня». Блин, вот ведь дурак старый! Шикануть решил, просто так взял и выкинул двадцатник, чтобы с комфортом ехать. Для проезда в плацкартном вагоне нужно было доплатить всего червонец. А он на эти десять рублей разницы в своем шестьдесят втором году мог жить неделю! Хм, какой еще «он»? Это теперь тоже я, только тамошний. Ладно, но деньги все равно лучше поберечь, они тамошнему мне еще понадобятся вне зависимости от того, я он или все-таки не совсем я. Памятник хоть какой-то отцу поставить, да мало ли еще какие понадобятся траты.
Дома я решил на всякий случай записать то, что сегодня узнал, и свои мысли по этому поводу. Мало ли, вдруг забуду, а в моем теперешнем положении не скажешь, какие сведения важные, а какие нет. Та что берем ручку, чистый листок бумаги... ладно, этот обрывок тоже сойдет.
Закончив записи, я решил прилечь - мало ли, а вдруг получится прямо сейчас перенестись сознанием туда, где Витя Скворцов едет в поезде. Действительно, получилось! И, что удивительно, не только сознанием.
Я с изумлением таращился на кусок бумаги у себя в кулаке. Да, помнится, хотел положить его на столик рядом с диваном, но не успел, потому что сразу заснул. А теперь - вот он! Тот самый, из двадцать первого века, никаких сомнений в этом нет. Так что же, я, оказывается, могу перемещать туда-сюда и материальные предметы?
Стоп, притормозил я полет фантазии. Во-первых, пока известно только про «сюда». Во-вторых, неясно, будет ли такое явление повторяться. И даже если будет, то наверняка обнаружатся ограничения по размерам, массе или еще чему-нибудь.
Прямо сразу начать эксперименты не получилось - спать я не просто не хотел, а натуральным образом не мог. А тут еще в Иркутске в купе подсели два инженера. Они ехали в Пермь, в командировку, и, хотя беспокойства от них было немного, сменить время пребывания получилось только где-то в районе Кирова, когда я снова остался один в купе.
Вернувшись в двадцать первый век, я первым делом полез на антресоли за картонной коробкой, где были сложены совершенно бесполезные сейчас, но памятные мне вещи из юности, молодости и прочего.
Так, фотоаппарат «ФЭД-2» пока отложим, калькулятор «БЗ-18А» тоже... ага, вот он, конверт.
Я вытряхнул его содержимое на стол и начал внимательно рассматривать. Денег не так уж мало, но они не все годятся для шестьдесят второго года. Насколько я помнил, где-то ближе к перестройке купюрам была усилена степень защиты, но как их отличить такому дилетанту, как я? Да по первой букве серии. С буквой «А» мне точно годятся, «Б», наверное, тоже. Для рублей и трешек, скорее всего, сойдет и «В» с «Д», вряд ли их будут внимательно рассматривать.
С такими граничными условиями удалось отобрать сто тридцать шесть рублей. Я свернул деньги, перетянул резинкой и положил на столик около дивана. Прямо сейчас отправиться в прошлое не получится, но ничего, я могу и подождать. Может, придет в голову идея, что зажать во второй кулак при отходе ко сну с перспективой перемещения.
Подумав, я решил пока ограничиться деньгами - в конце концов, они сейчас нужны Скворцову в первую очередь. Ну, а все остальное будет потом. После того, как я в его лице приеду
