— Надо бы морду тебе за такие штучки набить! А если бы промахнулся? Да Пасюк тебя на полоски бы искромсал!
Пальцы Белова стальными крючьями впились в моё плечо.
— Не промахнулся же, — я передёрнулся, в надежде освободиться от цепкой хватки.
— Повезло. Дураков удача любит.
— А пистолет на что? — сказал я. — «Макаров» против металлических пластин. Честно, правда?
— Какой «макаров»? — удивился кум. Его пальцы разжались, и я наконец-то выскользнул из объятий.
— Который мне дал Клыков, — я сунул руку в карман, чтобы достать оружие.
— Не вынимай, — зашипел Степан. — И не вздумай никому рассказывать об этом, понял?
Я, будто обжегшись, выдернул руку из кармана. Степан покачал головой.
— А ты повзрослел, — тихо сказал он. — Очень быстро повзрослел. Оно и хорошо: нет времени учить тебя уму-разуму. Ладно, если так — командуй. Есть мнение, что пока ты и будешь за Хозяина.
«Ещё Терентьева не похоронили, а они уже назначают, кто будет вместо него!» — подумал я без всякого удивления; кажется, я потерял способность удивляться; любое чудо, я воспринял бы сейчас, как должное.
— Нет, — сказал я.
— Почему? — спросил Степан.
— Не хочу. Какой из меня Хозяин? Лучше ты. Вы с ним столько лет…
— Серёга, Серёга… — грустно сказал Степан, — эх, Терентьич… не вовремя он. Я, как узнал… ладно. Мне никак нельзя, потому что я злой. А ещё злопамятный. Дай волю, всем придётся несладко. Терентьев это понимал… то есть, я бы попробовал, только я ему обещал, если что, никогда…
— Значит Клыков, или Захар…
— Они солдаты, им тоже хватит работы, — сказал Степан. — Всем нам нужно время, чтобы навести здесь порядок. Возможно, после этого, кто-то из них… но какое-то, скорее всего, недолгое время — ты. И не ломайся. Мы все варианты перебрали, ничего лучше не придумывается. В общем, так: мы не предлагаем, мы приказываем….
И Клыков, и Захар, и Партизан, и даже Савелий с Ренатом закивали, а Ольга отвернулась. Меж собой они всё обговорили, а я — не такая уж важная птица, чтобы со мной обсуждались вопросы назначения меня Хозяином.
— Пойми, — сказал Клыков, — больше некому. Люди видели, как ты бился с чудой-юдой. У меня по спине мурашки, как вспомню. А когда за тебя заступились волки… это, вообще, запредельно, парень! Такое не забывается. Мои головорезы очень тебя зауважали. А барачники, после того, как ты вскрыл Сашу, а теперь, до кучи, Пасюка, будут обходить тебя стороной. Ты для них авторитет. Привыкай; тебя будут уважать, будут бояться, а любить — это вряд ли. Переживёшь?
— Переживу, — вздохнул я.
— И хорошо, — радостно воскликнул Захар. — Ты, главное, не бойся. Мы тебя в обиду не дадим. Я обещаю! Степан говорит, ты проговорился, что знаешь, как наладить жизнь в Посёлке. Так налаживай, флаг тебе в руки!
— Ладно, — сказал я, — допустим, я соглашусь. А люди? Меня изгнали, чуть не повесили, я натравил на Посёлок зверей. Спрашивается, какой я, к чёрту, Хозяин?
— Вот тупой, — удивился Ренат моему непониманию. — Да ты самый… как это? Летиги?.. Лебиди… мый?
— Легитимный? — подсказал Степан.
— Вот-вот, такой. Короче, больше и некому. Сам посуди, кто-нибудь спросит: «а по какому праву Олег тут раскомандовался? Чем я-то хуже?» А мы ему в ответ: «а где ты, морда, был, когда Пасюк морил стариков? Пережидал, чем дело кончится? А Олег ходил к эшелону, а потом вернулся, и разобрался с Пасюковым. Вот поэтому он, а не ты. Понял, морда?» Скажу я так, и засвечу этой морде в морду, и желание задавать лишние вопросы у этой морды пропадёт.
— На первое время можно и так, — согласился Степан. — А потом придумаем тебе официальную должность. Хоть президентом сделайся, хоть императором. Всё, что пожелаешь… захочешь — народ изберёт тебя на демократических выборах, причём — единогласно. А не захочешь, изберёт кого-то другого, кого ты захочешь, и тоже единогласно. Только это потом. Сейчас есть дела поважнее, чем глупые игры в демократию.
— Надо бы с людьми поработать, — сказал Ренат. — Люди, они такие, от них благодарности не дождёшься. Немного придут в себя, и начнут болтать всякое…
— Пусть брешут, — отмахнулся Клыков. — А мы в ответ расскажем, как Олег бился с гигантской многоножкой. Шагов сорок, говоришь, в ней было?
— Двадцать, — сказал я, — уж точно, не больше тридцати.
— Я и говорю, пятьдесят. А у него в руке дубинка.
— Автомат.
— Даже дубины не было. Герой!
— Ладно, — попытался вяло отбиться я, — кончайте трепаться. Все всё видели.
— А что видели-то? — улыбнулся Клыков. — Мы, если хочешь знать, от страха обалдели! Лично я клешню, которую ты притащил, видел. Большущая! Люди ещё и не такое наплетут: приврут и разукрасят. А через год и сами запутаются, где правда, а где россказни.
— Именно, — добавил Степан. — Так получилось, что мы победили. Значит, какую захотим, такую и сочиним историю. Как скажем, так и было. Ты лучше не сомневайся, а подумай, с чего начнёшь?
Откуда мне знать, с чего начинать? Разному Архип учил. Про зверей, козявок, и всякие экосистемы рассказывал, а что делать с Посёлком, как обращаться с людьми — этому не обучал! Всё-таки сволочи вы, ребята. Перевели стрелки. Сами в загул на радостях уйдёте, а мне, значит, разгребать.
Люди начали потихоньку расходиться. Много всякого случилось, сейчас опять меняется власть. К добру ли, к худу ли — непонятно, но лучше держаться от этого процесса на расстоянии. Те, кто поглупее, да полюбопытнее, ждали: не произойдёт ли ещё чего-то? А мне приключений хватило, обожрался я приключениями, аж наружу лезут.
— Ну, что, — весело сказал Захар, — раз уж мы победили, отметим это дело!
— Во-во, зря везли, что ли? — поддержал начинание Партизан, и пошла бутылка коньяка по кругу.
— Значит, быть добру! — провозгласил Ренат. Сделав несколько жадных глотков, он шумно занюхал рукавом и протянул выпивку Захару. — На, хлебни. Чтобы, значит, добро чаще побеждало. Добро, оно такое, оно завсегда победит, если у него есть ножик, а лучше автомат, а
