Широко улыбаясь, мол, это же шутка, больше такого не повторится, я попытался освободить руку. Мне в ответ неумело улыбнулись, и даже отпустили запястье. Одна из женщин предложила мясо, я деликатно прожевал кусочек, и закивал, показывая, что угощение пришлось по вкусу.
Неожиданно — шум и гам; к костру вывалилась ребячья ватага. Дети ещё не научились, а может, не посчитали нужным скрывать любопытство. Видно же, что я им интересен, но гораздо больше их привлекает разбросанное вокруг оружие. Пацанчик, что пошустрее, схватил «калаш», ему, в отличие от меня, это не возбранялось. Великоват для него автомат, хлопец упёр приклад в землю, пальчик в отверстие ствола запихал, глазёнки горят, а язык от усердия высунулся. Остальная братва сгрудилась вокруг, ожидает, чем дело кончится.
Везде они одинаковы: поиграть с автоматом — заветная мечта каждого пацана. А если раньше не видел такую штуку, и не представляешь, как она работает — ещё интереснее! Наши ребятишки приучены оружие не трогать: во-первых, вещь слишком ценная, а во-вторых — опасная. Хоть «калаш» на предохранителе, но всё же…
Если даже взрослые не понимают, какое богатство попало им в руки, придётся мне прививать ребятне уважение к истинным ценностям.
— Положи, как бы беды не случилось, — сказал я мальчику.
— Положи, — велел сидящий рядом со мной мужчина, и ребёнок послушно бросил автомат. Чужак повернулся ко мне:
— Оно убивает?
— Убивает, — ответил я.
— А лося?
— Можно и лося, если удачно стрельнуть.
— А человека? — не унимался любопытный чужак.
— Попадёшь в человека, убьёт и человека, — вздохнул я. — Оружию без разницы. В кого попадёшь, того оно и убьёт.
Люди заинтересовались.
— Покажи, как им охотиться!
— И покажу, — у меня аж дыхание перехватило. Чувствую, хочется людям узреть чудо, засверкали глаза, и взгляды теперь на меня устремились. Шанс? Отдадут автомат, я и покажу. Вы у меня такие чудеса узреете! Если, конечно, рядом не будет детишек. Пожалуй, не смогу я стрелять в детишек, ещё не до конца озверел, а с вами как-нибудь справлюсь. Только нужно решиться. С оружием в лесу не так страшно, с оружием у меня получится…
— Надо дядь Диму спросить, — чужак поспешно отстранился, будто почувствовал недобрые мысли. И ладно, дело-то, скорее всего, мне же и вышло бы боком.
А неугомонный сорванец ловко распотрошил рюкзак Партизана. Детвора восторженно пищала, когда на белый свет извлекалась очередная диковина. Вещи, которые никому не понравились, отброшены в сторону, остальное разошлось по рукам: один карту разглядывает, другой компасом играет, третий пытается грязную портянку на голову намотать.
Ёлки зелёные! Один шустрик до гранаты добрался! Мальчишку заинтересовал кособокий чугунный шар, насаженный на деревянную рукоятку. Не успел я это дело предотвратить — граната вывалилась из ребячьих ладошек, а блестящая гаечка осталась в руках у мальца. Еле слышно зашипело, показался сизый дымок. Сорванец нагнулся за упавшей игрушкой…
Надо же, как неудачно! Сейчас будет «бабах!», если, конечно, изделие наших умельцев сработает. У меня в запасе пять секунд, если повезёт — десять. Хватит, чтобы спастись; до деревьев добежать, всяко, успею! А что случится с этими? Они даже не поняли, что надо спасаться! Почему я должен о них переживать? В конце концов, я не виноват! Само получилось! За детишками присматривать нужно — вот!
Эти мысли звенели в мозгах, а тело работало, не спрашивая голову. Оно взметнулось, плечом я сшиб мальчика с ног; тот полетел в одну сторону, граната покатилась в другую. Дальше — как во сне, когда время замирает, а воздух делается вязким. Вытянувшиеся лица сидящих у костра, распахнутые глаза, раззявленные рты. То ли испуганный, то ли обиженный вскрик упавшего на спину мальчишки. Я подхватываю с земли гранату, и бегу, почти лечу, а рука готова швырнуть дымящийся шар в лес. Я проламываю кусты шиповника, граната летит за деревья, и одновременно с этим я бросаюсь наземь. А в голове мелькает: смешно получится, если чугунный шар, отскочив от некстати подвернувшейся ветки, возвратится ко мне…
Рвануло не так, чтобы сильно, видали мы взрывы посильнее. Просвистело возле уха, не больно ударило в плечо, сверху посыпалась земля, а следом — веточки, листочки и травинки. Поднялся на ноги я не очень уверенно, прислушался к себе: горит разодранное шиповником лицо, остальное, кажется, в норме.
Отряхиваясь на ходу, я вернулся к костру. На меня уставились изумленные детские, и напуганные взрослые глаза. Виновник переполоха громко заревел; это мне показалось, что прошла вечность, а мальчишка лишь сейчас сообразил, что его, непонятно за что, обидел незнакомец.
— Мы чуть не погибли, — очень спокойно сказал я, и, для наглядности — «ба-бах!» — изобразил руками взрыв. Когда я в куче сваленных вещей нашёл свой рюкзак, никто не произнёс ни слова. Интересно, сейчас разрешат взять автомат? Впрочем, не то настроение, чтобы экспериментировать, и не оружие мне сейчас нужно, дайте трубку и кисет!
Раскурил я от горящего прутика. Когда рот наполнился терпким дымом, я почувствовал — пришёл запоздалый испуг.
Всхлипнул пацанёнок, и оцепенение, в котором пребывал мир после взрыва, кончилось. Женщина, что сидела ближе к мальчугану, отвесила ему крепкий подзатыльник, и тот вновь шлёпнулся на четвереньки. Мне сунули в руки кувшин. Я сделал несколько глотков — то, что надо. Кисло-сладкое, забродившее, а главное — слегка хмельное.
Я сказал расстроенному пацану, так, как когда-то говорил мне Захар:
— В другой раз думай! И, это, сопли не распускай, парень!
Привлечённые громким «ба-бахом!», к костру подтягивались чужаки, пришёл дядя Дима. Он хотел что-то сказать, но слова застряли в горле; внимание вождя приковала дымящаяся трубка.
— Дай, а? — спросил он.
Я протянул старику сокровище — дыми на здоровье. После первой затяжки лицо дяди Димы сделалось красным, но довольным. Потом вождь закашлялся.
— Отвык, — просипел он, возвращая мне трубку. — Что тут случилось?
Ему растолковали, лицо вождя из красного стало белым.
— Это всё, — он показал на
