Получив утвердительный ответ, она продолжала.
— Будут тебе говорить, что в доме, того и гляди, крыша рухнет, — не верь. Все эти бумажки о том, что Подстеново в аварийном состоянии, сфабрикованы.
* * *— Я за усадьбой с самого детства приглядываю, — говорила Татьяна Николаевна, наливая себе и Саше чаю. — Еще моя прабабка в Подстенове горничной служила. В перестройку чего тут только не насмотрелась! Такие годы были.
Из областного центра целые КамАЗы приезжали — едва не разобрали все по кирпичику. Да что там говорить — и в нашей деревне есть еще дома, из подстеновского кирпича сложенные. Хорошо хоть удалось выбить для поместья охранную грамоту — внесли его в список культурного наследия. А то много желающих было ухватить этот лакомый кусок.
— Его какой-то Олисов купить хочет, — вставила Саша.
— Знаешь уже? — хранительница усадьбы помешала ложечкой свой чай. — Николай Олисов у нас воротила, бизнесмен. Ни с чем и ни с кем не считается. Половина окрестных земель его. Давно он на Подстеново зарится. Говорят, хочет там санаторий построить, а основной свой бизнес сыну передать. Да только если попадет усадьба к нему в руки, камня на камне там не останется — Николай давно уже говорит, что дешевле там все снести до основания, чем восстанавливать.
— А мой отец? — Саша почувствовала, как странно ей произносить эти слова. До последнего момента она никого отцом не называла. Внезапно у девочки пересохло во рту, и она поспешила отхлебнуть чаю.
— Володя Ремизов, даром что тоже бизнесмен, он был нашего поля ягода. Человек простой, душевный. Оказался в наших краях проездом, увидал Подстеново — и просто влюбился. Несколько раз сюда приезжал. Сначала помогал по мере возможности — то материал пришлет что-то подлатать, то работягам заплатит, чтобы они где пособили. А потом, как выставили Подстеново на торги, подсуетился и выкупил имение. И цену-то заплатит втрое больше, чем оно стоило, — только ради того, чтобы Олисову усадьба не досталась.
— Отец ведь жил здесь какое-то время? — спросила Саша.
Старушка кивнула.
— Да, он оставался на несколько месяцев летом, наезжал весной и осенью. Даже зимой пару раз заглядывал. Прошлым летом капитально потратился, перекрыл всю крышу. Все собирался этой весной приехать да и остаться здесь навсегда. Так оно примерно и вышло… — Татьяна Николаевна пригорюнилась. — Ты ведь знаешь, Сашенька, что он в Подстенове умер?
— Нет, — тихо произнесла девушка, чувствуя, как неприятно засосало под ложечкой.
Пожилая женщина вздохнула.
— Приехал он в конце ноября. Я еще удивилась, странно это. Вроде бы не планировал наезжать — он обычно меня предупреждал, ну и сюда заскакивал. А в этот раз смолчал, я только через день узнала, что он в Подстенове — соседи мельком увидели. Как раз собиралась усадьбу проведать, пошла. Подхожу к господскому дому — а там дверь настежь, ветер по комнатам гуляет.
…Я его в большом зале нашла. Лежит, уж окоченел весь — видимо, сердце не выдержало. Так и не узнала я, зачем он тогда приезжал. А деревенские после этого еще пуще заладили — проклятье да проклятье. Не верь им, Сашенька. Нет никакого проклятия.
Девушка вспомнила слова Олисова.
— А привидение есть? — спросила она.
Татьяна Николаевна помолчала.
— Не знаю, как тебе сказать… Непростое это место, Подстеново. Тайн там немало. Смотри внимательнее, может, тебе они и откроются. Но вот что я скажу, Сашенька. Бояться тебе там нечего.
И, несмотря на все расспросы девушки, больше хранительница усадьбы ей ничего не рассказала.
— Вот этот ключ от калитки перед домом, — наставляла Сашу Татьяна Николаевна. — Этим, большим, откроешь замок на входной двери. Этот маленький, — от подпола. Там лесенка крутая, если будет спускаться, осторожнее. Вот эти два ключика — от жилых комнат. Ты не пугайся, если снаружи выглядит неприглядно. Внутри жилье обустроено. В этих двух комнатах на первом этаже жил твой отец, когда сюда приезжал. Там печка, обогреватель, есть маленькая электроплитка. Если надумаешь заночевать, пожалуйста.
На прощание Татьяна Николаевна сунула в руки девушке узелок с пирожками и напутствовала Сашу такими словами: «Ничего не бойся в Подстенове. Ты его хозяйка, поместье теперь принадлежит тебе».
Слегка огорошенная происходящим, Саша пошла вдоль по Новой улице на околицу Шаманихи, туда, где начиналась грунтовая дорога, которая должна была привести ее в Подстеново.
* * *Николай Петрович тоскливо вздохнул. У двери, краснея и переминаясь с ноги на ногу, стоял Сергей. Олисов-старший неодобрительно посмотрел на отпрыска и в очередной раз осознал, что ничего путного из сына не выйдет. Нельзя, к сожалению, вытравить из человека деревню.
Олисов-младший был как есть деревенский — простой, как тяпка. Все проблемы привык решать напором и кулаками. Не закрадывалась в его простой одноклеточный мозг мысль о том, что можно действовать как-то по-другому.
— Как тебе в голову-то пришло говорить с наследницей? — в очередной раз задал вопрос Николай Петрович. Он понимал, что внятного ответа, конечно, не получит, но как следует пропесочить чересчур инициативного сыночка следовало. Чтобы в другой раз опасался лезть, куда не просят.
Сергей что-то промямлил. Под строгим взглядом отца вся его наглость и решительность куда-то улетучились. Он-то знал, каков Олисов-старший — такого лучше не злить. Это только кажется, что его старик такой мягкий и обходительный. Тем, кто не знал Николая Петровича могло показаться, что эта мягкость и интеллигентность признак слабости. Ан нет! Олисов-старший выжимал из людей все соки, использовал их, а потом выбрасывал, как ненужную тряпку. И при необходимости не брезговал любыми способами, лишь бы только добиться желаемого.
— В общем, так, — снова вздохнул Николай Петрович. — Вечером возьми пару ребят понадежнее, наведайтесь в Подстеново. Пошумите там, авось наследница напугается и сбежит.
Когда речь зашла о действии, Сергей заметно оживился и закивал головой.
— Но не переходить границы дозволенного! — предостерегающе поднял палец Николай Петрович. Он хорошо знал своего сыночка. Не переходить границы означало — пальцем не трогать. Вот попугать — это пожалуйста, это другое дело.
Олисов-младший метнулся за дверь, только след простыл. Видно, опасался получить нахлобучку еще за что-то.
