Неподалёку от пасеки нашли яму со складом боеприпасов (сто семьдесят ящиков подкалиберных и фугасных танковых снарядов). Пока мы осматривали всё это — начался бой. По нам стал бить пулемёт. Огонь очень плотный. А Миша Миронов, деревенский парень, как пасеку увидел, стал сам не свой. Запалил дымы, рамочки с сотами достаёт, пчёл веточкой смахивает. Я ему: «Мирон, стреляют!». А он вошёл в раж, подпрыгивает, но рамочку с мёдом не бросает! Отвечать нам особо нечем — расстояние метров шестьсот. Мы запрыгнули на БТР и ушли вдоль Баса. Ясно стало, что боевики хоть и издалека, но пасли свой минный класс и боеприпасы (но потом наши сапёры всё равно снаряды эти взорвали).
Вернулись мы к себе и набросились на мёд, да ещё и с молоком (нам местные разрешили одну коровку изредка доить). И после змей, после кузнечиков, после головастиков мы испытали просто неописуемое наслаждение!.. Жаль, только хлеба так и не было.
После пасеки я Глебу, командиру разведвзвода, сказал: «Иди, смотри всё вокруг дальше». На следующий день Глеб мне докладывает: «Я вроде схрон нашёл». Идём. Видим в горе пещеру с цементной опалубкой, в глубину она уходила метров на пятьдесят. Вход замаскирован очень тщательно. Его только тогда увидишь, если вплотную подойдёшь.
Вся пещера заставлена ящиками с минами и взрывчаткой. Открыл ящик — там противопехотные мины новенькие! У нас в батальоне были только такие же старые, как и наши автоматы. Ящиков такое множество, что невозможно было их пересчитать. Только одного пластита я насчитал тринадцать тонн. Общий вес легко было определить, ведь ящики с пластитом были маркированы. Была тут и взрывчатка для «Змея Горыныча» (машина для разминирования взрывом. — Ред.), и пиропатроны к нему.
А у меня в роте пластит был плохой, старый. Чтобы из него что-то слепить, надо было его в бензине вымачивать. Но, ясно дело, если бойцы начнут что-то вымачивать, то обязательно какая-нибудь ерунда произойдёт… А тут пластит свежий. Судя по упаковке — 1994 года выпуска. От жадности я взял себе четыре «сосиски», метров по пять каждая. Набрал и электродетонаторов, которых у нас тоже в помине не было. Вызвали сапёров.
И тут приехала наша полковая разведка. Я им рассказал, что накануне мы нашли базу боевиков. «Духов» было человек пятьдесят. Поэтому мы вступать с ними в контакт не стали, только место отметили на карте.
Разведчики на трёх БТРах проходят мимо нашего 213-го блок-поста, въезжают в ущелье и начинают стрелять из КПВТ по склонам! Я про себя ещё подумал: «Ничего себе, пошла разведка… Сразу себя и обозначила». Мне это тогда показалось чем-то диким. И худшие мои предчувствия оправдались: через несколько часов их накрыли как раз в районе той точки, которую я показал им на карте…
Сапёры занимались своим делом, готовились подорвать склад взрывчатки. Здесь же был и Дима Каракулько, заместитель командира нашего батальона по вооружению. Я ему пушку гладкоствольную, найденную в горах, передал. «Духи» её, видно, с подбитого БМП сняли и поставили на самодельную платформу с аккумулятором. Неказистая на вид штука, но из неё можно стрелять, наводя по стволу.
Я собрался ехать на свой 212-й блок-пост. Тут увидел, что сапёры принесли хлопушки для подрыва электродетонаторов. Эти хлопушки действуют по тому же принципу, что и пьезозажигалка: при механическом нажатии на кнопку образуется импульс, который приводит в действие электродетонатор. Только у хлопушки один серьёзный недостаток — она работает примерно на сто пятьдесят метров, дальше импульс затухает. Есть «крутилка» — она действует на двести пятьдесят метров. Я Игорю, командиру взвода сапёров, говорю: «Ты сам-то ходил туда?». Он: «Нет». Я: «Так сходи, посмотри…». Он вернулся, вижу — уже «полёвку» разматывает. Они вроде полную катушку размотали (это больше тысячи метров). Но когда они склад подорвали, их всё равно землёй засыпало.
Вскоре мы накрыли стол. У нас опять пир — мёд с молоком… И тут я повернулся и ничего понять не могу: гора на горизонте начинает медленно подниматься вверх вместе с лесом, с деревьями… А гора эта метров шестьсот в ширину и примерно столько же в высоту. Потом появился огонь. И тут меня отбросило на несколько метров взрывной волной. (И это происходит на расстоянии километров пяти до места взрыва!) А когда я упал, то увидел настоящий гриб, как в учебных фильмах про атомные взрывы. А было вот что: сапёры взорвали «духовский» склад взрывчатки, который мы обнаружили ранее. Когда мы на своей поляне снова сели за стол, я спросил: «А откуда здесь специи, перец?». А оказалось, что это не перец, а пепел и земля, которые сыпались с неба.
Через какое-то время в эфире пронеслось: «Разведчики попали в засаду!». Дима Каракулько сразу взял сапёров, которые до этого занимались подготовкой склада к взрыву, и пошёл разведчиков вытягивать! Но они же тоже пошли на БТРе! И тоже попали в ту же засаду! Да и что сапёры могли сделать: у них по четыре магазина на человека — и всё…
Комбат мне сказал: «Серёга, ты прикрываешь выход, потому что неизвестно, откуда и как наши будут выходить!». Я ведь стоял как раз между трёх ущелий. Потом разведчики и сапёры группами и поодиночке выходили именно через меня. С выходом вообще была большая проблема: сел туман, надо было сделать так, чтобы свои не постреляли своих же отходящих.
Мы с Глебом подняли свой 3-й взвод, который стоял на 213-м блок-посту, и то, что осталось от 2-го взвода. До места засады от блок-поста было километра два-три. Но наши-то пошли пешком и не по ущелью, а по горам! Поэтому, когда «духи» увидели, что с этими просто так справиться уже не получится, то постреляли и отошли. Тогда у наших не было ни одной потери ни убитыми, ни ранеными. Мы наверняка знали, что на стороне боевиков воевали бывшие опытные советские офицеры, ведь в предыдущем бою я чётко слышал четыре одиночных выстрела — это ещё с Афгана означало сигнал к отходу.
С разведкой получилось примерно так. «Духи» увидели первую группу на трёх БТРах.