Хуббл подошел к Горру Холлу, с которым проработал много дней плечо к плечу при ремонте атомных генераторов, и спросил:
— Горр, скажите — вы верите в метод Арнола?
Джон перевел его слова, и капеллянин не колеблясь ответил:
— Я верю в Йона настолько, что даже готов рискнуть своей драгоценной шкурой и остаться рядом с тепловой шахтой во время эксперимента. Устраивает вас это, старина Хуббл?
Тот кивнул — он знал Горра Холла как прекрасного инженера-ядерщика и всецело доверял ему.
— Похоже, Джон, мы будем участвовать в большой игре, — усмехнулся он. — И эта игра, кажется, стоит свеч…
Через несколько минут Джон уже стоял на дощатой трибуне оставшейся на Центральной площади со времен неудавшегося «праздника города». Он сжимал в руке микрофон и с замиранием сердца смотрел на море взволнованных, возбужденных, ожидающих глаз. Сейчас он произнесет жестокие, тяжелые, как глыбы, слова, и тогда…
И он произнес их, решительно отбросив колебания:
— Я принес вам недобрую весть, мои дорогие сограждане — Совет Губернаторов, несмотря на мой протест, утвердил решение о нашей эвакуации на другую планету.
Толпа отозвалась глухим ропотом — лица многих людей исказились от гнева и возмущения.
Мэр Гаррис, стоявший на трибуне рядом с Кеннистоном, выхватил у него из рук микрофон и закричал, багровея от ярости:
— Нет уж, дудки, мы не оставим Землю! Пусть только эти Губернаторы попробуют применить против нас силу — мы дадим им достойный отпор!
Джон недовольно посмотрел на мэра и не без труда вновь отобрал у него микрофон:
— Подождите, сначала выслушайте меня! Нам не обязательно для спасения браться за оружие — у нас есть другой путь…
И он рассказал им, насколько мог просто и доступно, о методе Йона Арнола.
— … Итак, я уверен — Земля может быть вновь возрождена! «Солнечная печка» прогреет верхние слои планетарной коры, и климат вновь потеплеет. Не так, как это было раньше, ведь Солнце-то порядочно остыло, но вполне достаточно для сравнительно комфортабельной жизни.
На площади воцарилась глубокая тишина. Джон понимал — идея Арнола была слишком смела и неожиданна, и горожане далеко не сразу воспримут ее, если вообще воспримут. Увы, люди XX века не были приучены принимать решения в планетарном масштабе.
Наконец на трибуну взошел Джек Борзак, проработавший большую часть своей жизни на фабрике.
— Мистер Кеннистон, правильно ли я вас понял, — спросил он, пытливо разглядывая Арнола, — если эта штука с вашей бомбой выгорит, то мы сможем вернуться в наш старый Миддлтаун?
— Совершенно верно, — подтвердил Джон. — Мы навсегда вернемся в свои дома.
Борзак обернулся к толпе и закричал:
— Слышите — мы сможем вернуться в наш старый город! Да о чем тут еще рассуждать, ребята!
Джон невольно улыбнулся. Для рядового обывателя фантастический, всепланетного масштаба эксперимент означал лишь одно — возможность вернуться к своему очагу.
Он поднял руку, призывая к тишине.
— Я хочу предупредить вас — метод Арнола никогда еще не применялся на планете типа нашей Земли. Существует, хотя и небольшая, вероятность ошибки в расчетах… Кроме того, лишившись поддержки Федерации, мы не сможем, как намеревались вначале, эвакуировать все население города на орбиту. В случае неудачи нам всем придется заплатить за свой выбор жизнями…
Он сделал паузу. Лица стоявших около трибуны людей сразу же вытянулись, они начали горячо обсуждать эту неприятную новость. Наконец чей-то сиплый голос выкрикнул:
— А что думает мистер Хуббл? Почему наши ученые помалкивают?
Кеннистон воспринял эти слова также и в свой адрес. Заколебавшись, он не очень уверенно сказал:
— Если вас интересует мое мнение — то я без сомнений согласился бы на этот опыт, будь я единственным человеком на Земле. Но нас здесь многие тысячи, в том числе женщины и дети, и потому решение мы должны принимать сообща.
Он пригласил стоящего рядом с мэром Хуббла и со вздохом облегчения уступил ему место у микрофона.
— Я не могу ничего вам советовать, сограждане, так как и сам не пришел еще к окончательным выводам, — начал тот не слишком уверенно. — Увы, уровень науки XX века не позволяет хотя бы в общих чертах разобраться в теории Арнола. Остается верить или не верить ученым Федерации на слово. Судя по тому, что известно, наши коллеги с различных галактических миров признали правоту идей Йона Арнола. И все же, на мой взгляд, существует определенная возможность ошибки. Я не могу, к сожалению, оценить, насколько велик риск. Думаю, решение следует принимать, прежде всего исходя из того, насколько важна для нас ставка в этой игре со смертью. Мне лично не хотелось бы провести остаток жизни на другом конце Галактики, но Кеннистон прав — выбор мы должны делать вместе.
Хуббл вернул микрофон Джону, и тот сразу протянул его мэру.
— Гаррис, скажите горожанам, чтобы они тщательно обдумали все сказанное. Минут десять-пятнадцать мы им дадим на это, а затем те, кто за эксперимент Арнола, пусть перейдут, скажем, в правую от нас половину площади, а те, кто против или колеблется, — в левую.
Мэр замялся и завертел микрофон в руках — чувствовалось, что ему очень не хочется обращаться к горожанам с подобным предложением — оно могло привести к роковым последствиям. Кеннистон же горько сказал Хубблу:
— Надо было дать им месяцы на размышление, а мы можем выделить только минуты!
Хуббл устало усмехнулся:
— Может, это и к лучшему. Горожане будут меньше терзаться сомнениями и тревогами.
Мэр Гаррис наконец набрался мужества и передал народу предложение Кеннистона, но уже от своего имени. На площади тотчас воцарилась суматоха — люди не были готовы столь быстро делать выбор между жизнью и, возможно, страшной гибелью. До Джона донеслись обрывки фраз:
— …эти парни со звезд знают, что делают. Они смогут оживить нашу старушку Землю, вот увидите!
— …не знаю, не знаю… А что, если начнутся землетрясения на всем материке? Пожалуй, мы и костей тогда не соберем…
— …ну и черт с ним! По мне лучше сотня землетрясений, чем жизнь где-то на задворках Вселенной!
Площадь буквально кипела от тысяч взволнованных голосов. Наконец Гаррис, вопросительно взглянув на Кеннистона, хрипло сказал:
— Вы готовы принять решение, граждане Миддлтауна? К сожалению, мы не можем дать вам больше времени на размышление…
