– Так это… – неуверенно произнес Жмых и осекся.
– Что?!
– Так ее, кажись, задело. Вон там. Мы рядом были…
Он не договорил. Вернее, я не дослушал. Я уже мчался к рябиновым зарослям, на которые было указано.
Катя лежала не плашмя и не боком, а как-то наполовину, прижавшись левой щекой к траве. Сиреневый цветочек клевера почти касался ее приоткрытых губ.
Я не понял, бросило меня в жар или в холод.
– Катя! – схватил ее за плечо. – Катя!..
Живая! Теплая. Я осторожно повернул ее на спину – и обмер.
– М-да… – протянул подошедший Крот.
Две пули в верхнюю часть груди. Похоже, раздроблена ключица. И похоже, обе пули остались в теле.
Мой незримый щит почему-то не защитил ее.
Веки девушки едва затрепетали, и чуть шевельнулись губы.
– Жива, – сказал Крот так, точно читал некролог.
Этот тон меня как ножом по сердцу полоснул, но я стиснул зубы, стал рыться в Катиной санитарной сумке.
– Что Зенит? – я не забывал, что я командир.
– Готов, – кратко ответил Крот.
Найдя бинт, йод, пластырь, я расстегнул верхние пуговицы Катиной куртки, занялся оказанием первой помощи. Не такой уж я спец в этом деле, но азами владею.
– Катя! – окликнул я, обрабатывая рану. – Катя!..
Уже ничего не дрогнуло в ее лице. И меня остро, как клинок, пронзила мысль о том, что эта первая помощь станет последней.
Я вскинул голову. Лица товарищей казались окаменевшими.
– Шадым, – сказал я, – давай помогу…
– Закончи с ней, – сказал Франт, – ему я сам все сделаю. Рана не страшная, разве что крови многовато потерял. Но это ничего.
И взял у меня часть перевязочного материала.
А меня вдруг осенило:
– Парни, а как этот джип?! «Ниссан».
Крот медленно, как пудовой тяжестью, покачал головой:
– Никак. Осколками посекло в хлам. Электрика из строя вышла. И бензин где-то капает.
Я вновь занялся Катей. Затем сказал:
– Значит, потащим так.
– Потащим, – безрадостно согласился Крот.
– Помогите перевязать.
Видел ли я в том смысл?.. Ответить не могу. Потому что не хочу.
Через пять минут перевязка была закончена. Франт за это время управился с Шадымом.
Крот еще раз перепроверил убитых. Одному из «витаминов» во взорванном «Лендкрузере» контрольным из ПМ бахнул в башку.
– Для гарантии, – пояснил он. – Вроде жив еще был. Жить ему теперь ни к чему.
Дошел и до Бандераса. Ткнул пару раз башмаком, харкнул на труп и вернулся.
– Сдох Клим – и хрен с ним… Ну, пошли! Ни секунды терять нельзя. Как… – здесь он запнулся, – как раненую понесем?
– Я понесу, – сказал я. – Помогите.
Катю со всеми возможными предосторожностями погрузили мне на спину, и мы пошли.
В эти минуты во мне родилась надежда. Катино сердце билось тихо, но ровно, я ощущал ее дыхание. Главное – дотащить до базы, а уж там Плейшнер постарается! Отлежится, встанет на ноги…
Мысли эти были бестолковые, но сильные, каждая из них словно бы вливала в меня порцию силы, мне казалось, что я не устаю, что ноша моя мне лишь в радость… и я не сразу понял, зачем – когда мы уже спустились в подвал девятиэтажки – Крот негромко, но тревожно окликнул меня:
– Мадьяр… Мадьяр, слышишь?..
– Да? – откликнулся я с опозданием. – Что?
– Положи ее. Передохни.
– Я не устал.
– Ну ей дай отдохнуть.
– Что? А-а, ей… Помогите. Свет! Крот, фонарь!
Крот включил слабо светящий фонарь. Включил свой и Франт. Ясно было, что батареи доживают последние часы.
Парни осторожно приняли Катю, уложили на бетонный пол. Я выхватил у Крота фонарь, осветил лицо.
– Катя! Катя!..
– Командир, – глухо выговорил Крот. – Командир, надо смотреть правде в глаза. Мы ее не донесем.
Я приложил ладонь к нежной Катиной шее, ощутил слабенькое биение пульса…
– Она живая.
– Да, – покорно сказал Крот.
Мои надежды отлетели, как сны при пробуждении, я ощутил страшную гнетущую усталость.
– Оставьте нас.
Все молча зашагали в глубь подвала, но я не слышал их шагов. Фонарь выключил.
Пульс под моими пальцами исчезал. И плюс сменился на минус – теперь энергия уходила из меня неудержимо, как вода из пробитого сосуда. И я ничего не мог сделать: силы выливались в никуда, в бездну, я чуял ее, эту бездну, и страшился увидеть ее. И потому закрыл глаза.
И тут же открыл их.
В тот миг, когда я сомкнул веки, над головой моей вспыхнуло маленькое Солнце – только для нас двоих, больше никто его не видел никогда. И в этом свете Катино лицо стало неизъяснимо прекрасным и немного печальным – точно вся мудрость мира, за которой век за веком гоняются люди в разных краях Земли, открылась ей легко и просто и больше не покинет ее.
Невидимое солнце продержалось несколько секунд, погасло, а я, наверное, куда-то исчез из нашего мира. Не знаю, насколько. Вернулся во тьму и тишину. Ладонь все так же касалась девичьей шеи. Пульса не было.
Мне почудилось, что под пальцами делается прохладно. Но, скорее всего, только почудилось.
Я встал и, не оглядываясь, пошел туда, куда скрылись ребята. Включил фонарь, мне ответно мигнули.
– Ну что? – спросил Крот, когда я подошел.
– Умерла, – сказал я.
* * *Может быть, в те часы я показался моим боевым товарищам бесчувственным. Не знаю. Я был таким, как всегда. В подземных условиях руководство группой переходило к Кроту, я превращался в рядового бойца – и как рядовой я все исправно делал. Если обращались – отвечал трезво, дельно, рассудительно. Словом, точно ничего не было.
Я и сам немного удивлялся себе. Вернее, той пустоте, что вошла в меня и окутала невесомым коконом. Мне казалось, что я как бы вижу себя со стороны, что я – не я. То есть не знаю, кто я. Этому я и удивлялся, но как-то равнодушно. Ну, я, не я
