Говоря это, Джейн зажгла лампу на письменном столе и выдвинула верхний ящик.
— Все ящики не заперты. Я не вижу для этого повода.
Коллингс сел в кресло у письменного стола.
— Мне не хотелось бы одному разбирать бумаги, давай вместе?
— Не стесняйся. Я, чтобы облегчить тебе работу, буду объяснять, где что лежит. В среднем ящике служебные бумаги и корреспонденция.
Джейн присела на подлокотник кресла. Коллингс вытащил на поверхность стола несколько не слишком толстых скоросшивателей, бегло просмотрел их, а также стопку отдельных карточек, проспекты и прайс-листы шипшандлерских фирм [7]. Через несколько минут уложил их на прежнее место. Джейн соскочила с подлокотника и открыла дверки боковых ящиков.
— Тут, с левой стороны, найдешь то, что касается наших путешествий по внутренним водным путям, бумаги давних и проспекты тех, которых уже никогда не будет. С правой стороны лежат бумаги со сведениями о роде фон Модровых. Герхард составлял историю этого аристократического рода. Во время отпусков он посещал библиотеки, архивы, переписывался с далекими родственниками, которые имели подобное хобби. Мой муж интересовался не только историей самого рода фон Модровых, но и семейств, с которыми они были связаны.
Коллингс бегло взглянул на географические карты, пару путеводителей и закрыл левую дверцу. С большим интересом приступил он к просмотру генеалогических документов юнкерского рода. Первые упоминания о Модровых походили с пятнадцатого века. Судя по датам на конвертах и листах, муж Джейн изучал прошлое своего семейства больше четверти века. В нижнем ящичке обнаружился многократно сложенный лист картона. Коллингс вытащил его и разложил на столе. Это было старательно нарисованное генеалогическое древо Модровых. Под именами были помещены короткие биографические пометки: годы рождения и смерти, государственные должности, военные звания, важнейшие битвы, названия родовых усадеб, награды. В нижней части дерева Коллингс обнаружил Франца, женатого на Вильгельмине рода Шверин, которые имели двоих сыновей: Герхарда 1910 года рождения и на два года младшего Георга. При всех именах кроме этих были проставлены даты смерти.
Джейн с интересом разглядывала через плечо Коллингса разложенную на столе картонку. Питер показал пальцем на последнюю ветвь семейного дерева.
— Это родители Герхарда?
— Да.
— Под своим именем Герхард не написал ничего кроме года рождения. Интересно, Георг, который окончил экономический факультет берлинского университета в 1934 году — его брат? Ты его знала?
— Нет, никогда его не видела. Герхард не поддерживал никаких отношений с ним. Они не только не виделись, но и не писали друг другу.
— А ты знаешь причину?
— Герхард как-то разговаривал со мной на эту тему, несколько лет тому назад. Что я запомнила: братья поссорились еще перед войной из-за политических разногласий. Герхард не был членом нацистской партии, но симпатизировал им. А его брат был противником гитлеровского режима, он в 1938 году перебрался в Швейцарию. Война усилила разлад между братьями. Герхард был офицером Кригсмарине [8], а его брат работал в Международном Красном Кресте. После войны они так и не помирились.
— Георг продолжает жить в Швейцарии?
— Нет. Я знаю только то, что он вернулся в Германию и осел в Гамбурге. Я даже не знаю его адреса, поэтому и не послала ему известие о смерти брата. Когда вернусь в Европу, надо будет его отыскать.
Коллингс сложил картонку, задвинул все ящики и погасил лампу.
— Ты была права, — сказал он, — ничего интересного, я не продвинулся ни на полшага. Джейн, а как твой муж попал в Штаты?
— После войны он начал плавать на танкерах Онасиса между Персидским заливом и восточным побережьем [9]. Наверно, было удобней работать с американским гражданством. Я вышла за него замуж сравнительно недавно, восемь лет тому назад, и не расспрашивала его о прошлых временах.
— Селим сказал мне, что ты была в пассажирских помещениях и встретилась там с Ризом.
Джейн отвернулась на мгновенье, чтобы взять кувшин со льдом.
— Да, дней десять назад.
— Что тебя подвигло на эту эскападу?
— Глупая причина — сентиментальность. Пошла попрощаться со «Звездой». Это часть моей жизни, нашего супружества. В ней было больше хороших минут, чем плохих. Хотела еще раз посмотреть на знакомые места, салон, в котором танцевала десятки раз на капитанских балах, уютные маленькие бары, куда порой сбегала выпить коктейль в тайне от Герхарда. Тебя это наверняка удивляет, американцы такие рационалисты, но я родом со старого континента.
— Нашла то, чего хотела?
— Нет, Питер. Нашла пустоту и печаль, порванные обои, сломанную мебель, толстый слой пыли и массу крыс, которые отступали при свете фонарика.
— Ты их не боялась?
— Я не принадлежу к тем девицам, которые вскакивают на стол при виде мыши. Я мало чего боюсь. К крысам отношусь с брезгливостью, но я росла в Париже в районе, где крыс чуть ли не больше, чем людей, так что ребенком я насмотрелась на них.
— А как вы встретились с Ризом?
— Да просто он пришел в салон, искал какие-то запчасти к холодильнику. Поначалу он удивился, а потом понял мое настроение. Он был добрый и участливый, какое-то время мы предавались воспоминаниям.
— Ловушки видела?
— Дай припомнить... да, конечно, Пол споткнулся об одну из них. Мне казалось, что это нормально — где крысы, там и ловушки, но он удивился и доказывал мне, что бессмысленно пытаться выловить три тысячи крыс тремя ловушками. Он еще собирался спросить Селима...
— Он спрашивал. Селим не ставил эти ловушки и вообще не знал об их существовании. Позже Пол не рассказал тебе об этом?
— Нет, мы больше не разговаривали на эту тему.
— Селим двумя днями позже пошел туда и не нашел ни одной.
— Странно. Точно помню, что они там лежали. Да и не
